«Развод — не позор. Позор — цепляться за несчастье»
— Даже не вздумай подавать на развод! Осрамишь всю семью! — голос мамы резал слух, будто ржавый гвоздь по стеклу. И каждый раз при этих словах сердце сжималось в ледяной ком. Какой позор? В том, что я больше не могу дышать этим затхлым воздухом несчастья? В том, что юношеские мечты рассыпались в прах?
Мама твердила заезженную пластинку: «В нашем роду разводов не водилось! Раз вышла замуж — терпи! Сама выбрала — теперь расхлёбывай!» Сестра поддакивала, как эхо: «Все так живут. У кого-то и вовсе мужья водку пьют, а ничего — держатся! Главное — чтобы люди не тыкали пальцем!» А я… Я больше не могла.
Да, он был моим выбором. Три года назад я вышла за Дмитрия — высокого, с обаятельной ухмылкой, казавшегося мне воплощением надежности. Думала, мы — как две половинки одного целого. Но иллюзии растаяли быстрее, чем весенний снег.
Через полгода брака я увидела его настоящего. Не надежного, а безвольного. Не домашнего, а приросшего к дивану. Не спокойного, а равнодушного ко всему, кроме футбола и банок пива. Вечера — однообразие: телевизор, соцсети, храп. Сначала я убеждала себя: это — стабильность. Потом осознала: он просто мертв внутри.
Он запер меня в клетке. «Не ходи к подругам», «Зачем тебе курсы», «Сиди дома». Я думала — ревность. Оказалось — удобство. Я — как приложение к его дивану: уборщица, кухарка, массажистка.
Раньше я восхищалась его умением шутить. Теперь его шутки напоминали заезженный анекдот — плоский, без искры. Ни амбиций, ни роста. Только нытьё: «Работа — дерьмо», «Начальник — мудак».
Я пыталась что-то изменить. Разговоры, планы, даже ссоры. Но он — как глухая стена. Затем я забеременела.
На месяц он преобразился: задержки на работе сменились «заботами». Я поверила. Зря. Всё вернулось. А я осталась с младенцем на руках и чувством, будто тону в болоте.
Подруги исчезли — я сама отрезала себя, боясь его скандалов. Мать вместо поддержки шипела: «Чего тебе не хватает? Не бьёт, зарплату приносит!» А разве мало того, что я умираю при нем?
Когда я впервые заикнулась о разводе, материнский голос стал ледяным: «Это гормоны. Живи в его квартире и не позорься. Вдвоём с ребёнком на улице окажешься!» Терпи. Терпи. Терпи. А то, что я задыхаюсь — это не позор?
Стало хуже. Денег не хватало, но виновата всегда я: «Опять подгузники?» Он не помогал ни с сыном, ни с домом. Когда я в отчаянии позвонила матери, та прошипела: «Потерпи до выхода из декрета!» А при слове «развод» взорвалась: «Ты что, рехнулась? Разведёнка с ребёнком! Сестра твоя терпит пьяные выходки, а ты принцесса?»
Я смотрела на сестру и не понимала: с какого момента страдание стало добродетелью?
В последние недели Дмитрий начал издеваться: «Не нравится — вали». Он знал — мне некуда идти. Мать захлопнула дверь. Аренда — неподъёмна.
Но вчера позвонила бывшая коллега, Ольга. После долгого разговора она сказала: «Вернёшься к работе. Жильё придумаем».
Теперь мне всё равно на мамины вопли, на пересуды соседей. Я уже жила в аду. Теперь хочу просто дышать. Пусть с нуля. Но — свободной.
