В нашей семье всегда жили скромно. Я отлично помню, как мама радовалась подаренной детской одежде — сначала её носила я, потом младшая сестра, Таня. Новые вещи были роскошью, и каждая обновка становилась для нас настоящим праздником. Мама держала крохотную лавку на базаре, еле сводя концы с концами, а ещё постоянно боролась с проверками — то пожарные, то налоговая.
Но хуже чиновников были “крыши” — местные бандиты, вымогавшие деньги за “спокойствие”. С ними разбирался отец, и физически, и по службе. Он служил в милиции и умел поставить наглецов на место “воспитательной беседой”. Ему тоже сулили взятки, но он не гнулся, в отличие от некоторых сослуживцев, ставших “продажными погонами”.
Зарплата отца не сильно пополняла бюджет. Да и график у него был тяжёлый: то ночной вызов, то задержка до темноты, возвращался усталый и молчаливый.
Мы с Таней рано стали самостоятельными. Я, как старшая, научилась готовить, убираться и смотреть за сестрой, чтобы мама могла хоть немного отдохнуть после работы.
Помню тот вечер, когда мама за ужином объявила неожиданную новость:
— Сегодня удачно торговала, кое-что отложила. Девочки, собирайтесь — поедем на море, недельку отдохнём! Саня, выкрутись хоть на несколько дней!
Отец недовольно хмыкнул:
— Начальство не обрадуется… Придётся хитрить.
Я тогда не поняла, что значит “хитрить”, но слово запомнила.
Всё получилось. Мы поехали к морю. Это было настоящее счастье — никто никуда не торопился, целыми днями загорали, купались, ходили в дельфинарий. С Таней объедались мороженым, а родители смеялись и называли нас сластёнами. Вернулись домой счастливые, но через месяц родители начали ссориться.
Они ругались каждый вечер. Отец кричал, что мама совершает ошибку. Мама оправдывалась, но не соглашалась. Сначала я не понимала, о чём спор, но однажды ночью, подслушав разговор, узнала: мама ждёт ребёнка. Отец не хотел третьего и требовал “разобраться” в больнице. Прямо не говорил, но смысл был ясен.
Мама ходила подавленная, часто плакала. Бросить лавку на базаре она не могла и продолжала работать.
Вскоре к нам стала захаживать бабушка, отцова мать. Она тоже уговаривала маму “одуматься”. После её визитов мама плакала ещё больше. Однажды я подошла, обняла её и сказала, что всё знаю и очень хочу братика или сестрёнку. Пообещала помогать и не просить новых вещей. Таня поддержала меня. Мама расплакалась, но теперь это были слёзы облегчения:
— Родные мои, как же я без вас?
С тех пор она стала спокойнее. Отец, видя, что время идёт, а мама не передумала, приходил домой пьяным и кричал.
В такие ночи мама спала с нами: с Таней на моей кровати, а я перебиралась на её.
Наконец настал день, когда маму увезли в роддом. Отец был на службе. Уходя, она потрепала нас по головам:
— Ну, девчонки, поехала за вашим братиком!
Через пару часов вернулся отец. Узнав, что мама в роддоме, вызвал такси и помчался к ней. Вернулся под утро, усталый, но с ухмылкой:
— Девчонки, у нас пацан! Через пару дней мама с Серёжей будут дома!
Мы с Таней завопили от радости — и из-за брата, и потому что отец вдруг стал другим. Серёжа действительно помирил родителей, даже бабушка оттаяла. Вместе мы забирали малыша из роддома, и было видно — он уже всех объединил.
