Хозяин кафе нанял уборщицей бездомную женщину с сыном. Включив камеры наблюдения, он увидел, как она танцует…
Солнце, словно раскалённый диск, медленно опускалось за крыши многоэтажек, окрашивая небо в багряные, золотые и медовые оттенки. Воздух был пропитан ароматом осени — смесью влажной листвы, дыма из редких труб и далёким запахом кофе из уличных киосков. Люди спешили домой, смеялись, обнимались, жили. А Сергей стоял, одинокий, как памятник забытым временам, и смотрел на пустырь, будто на могилу своей юности.
Его руки, спрятанные в карманах шерстяного пальто от итальянского бренда, были ледяными, несмотря на толстые перчатки. Он не чувствовал тепла, не чувствовал времени, не чувствовал города вокруг. Всё, что осталось — это ноющая боль в груди и вспышки прошлого, словно кадры старой киноплёнки.
Перед ним, за ржавой сеткой-рабицей, лежало место, где когда-то звучала музыка, где в такт ритму кружились пары, где рождались первые чувства, где он впервые поцеловал девушку под звёздами. Танцплощадка. Его танцплощадка. Когда-то здесь пахло молодостью, свободой, надеждой. Теперь — лишь бурьян, ржавчина и тишина, разорванная редким шёпотом ветра.
Это место было для него одновременно святыней и проклятием. Здесь он был счастлив. Здесь он мечтал. Здесь он впервые почувствовал, что может всё. А теперь, стоя за этим забором, он чувствовал, будто его душа тоже заросла, как этот пустырь — бурьяном, разочарованием, одиночеством.
Мысли сами собой вернулись к тому, что случилось всего час назад.
Кристина. Его звезда. Его кошмар. Его ошибка.
Кабинет был в стиле лофт — кирпичные стены, тёплый свет, кожаный диван, бар с редким виски. Но атмосфера — ледяная. Кристина стояла посреди комнаты, словно статуя из мрамора и яда. Её тело — идеальное, вылеплено годами тренировок, взгляд — холодный, как сталь. Она смотрела на него так, будто он — ничто. Мусор, который пора выбросить.
— Ты не смеешь так со мной разговаривать, — прошипела она, её голос резал, как лезвие. — Я — лицо твоего кафе. Без меня ты — никто.
Сергей стоял у окна, спиной к ней. Он не оборачивался. Не хотел видеть эту маску высокомерия. Он знал правду: да, она танцевала хорошо. Очень хорошо. Но талант без души — лишь шоу. А она уже давно танцевала не для людей. Она танцевала для себя. Для славы. Для поклонников, которых считала своей собственностью.
— Между нами никогда ничего не было, Кристина, — сказал он ровным голосом, словно поверхность озера перед бурей. — И не будет. Я благодарен тебе. За годы, за посетителей, за то, что ты действительно была лучшей. Но ты перестала учиться. Ты начала требовать, а не предлагать. Ты считаешь, что весь мир вертится вокруг тебя. Это конец.
Он положил на стол конверт. Толстый. Тяжёлый. В нём — сумма, равная годовой зарплате. Даже больше. Это не была месть. Это был прощальный жест. Уважение к её таланту. Но не к её характеру.
Кристина даже не взглянула на конверт.
— Забери свои слова, — прошипела она. — Я уйду. И твоя импери
