**Дневниковая запись**
Сначала мне показалось, это просто милый и невинный момент.
Мой шестилетний сын Ваня в последнее время был помешан на рисовании — динозавры с огромными когтями, битвы роботов, драконы с круглыми глазами. Его маленькие руки всегда были испачканы воском от карандашей или фломастерами, а по всему дому валялись листы с рисунками. Но в тот день что-то было не так.
Он выбежал из своей комнаты, размахивая очередным шедевром. «Мама! Я это нарисовал для полицейского!» — объявил он, глаза сияли от восторга.
Я взглянула. «Как мило, солнышко. Для какого полицейского?»
«Ну, для того, который машет», — пожал он плечами. «Который даёт блестящие наклейки».
Видимо, речь шла о капитане Соколове. Он часто патрулировал наш район — добродушный мужчина с мягкой улыбкой и спокойным взглядом. Пару раз в неделю его машина медленно проезжала по улице, он махал детям, раздавал «значки юных помощников» и беседовал с родителями о безопасности. Ваня обычно стеснялся его, но сейчас что-то изменилось.
Через несколько минут, будто по расписанию, патрульная машина подкатила к нашему дому. Капитан Соколов замедлил ход и помахал рукой.
Ваня рванул к тротуару, сжимая рисунок. «Подождите! Я вам кое-что нарисовал!»
Машина плавно остановилась. Капитан вышел, улыбаясь. «Привет, дружище! Что у тебя там?»
Я стояла на крыльце, наблюдая с умилением. Обычно Ваня молчал даже с хорошо знакомыми взрослыми, но сейчас гордо протягивал листок.
«Я нарисовал тебя», — сказал он.
Капитан присел на корточки, поблагодарил и внимательно рассмотрел рисунок, выслушивая объяснения Вани.
«Вот наш дом. Вот ты в машине. А это та тётя, которая мне машет», — пояснил сын.
Я замерла. Какая тётя?
«Какая тётя?» — мягко переспросил капитан, бросая взгляд в мою сторону.
Ваня ткнул пальцем в угол листа. «Та, что в окне. Она всегда машет. Она живёт в том синем доме рядом».
В синем доме.
Моя улыбка дрогнула. Этот дом уже несколько месяцев стоял пустым. Семья Кузнецовых съехала ещё весной. На лужайке торчала покосившаяся табличка «ПРОДАЁТСЯ», потрёпанная дождями.
Я подошла ближе, сбитая с толку. «Ваня, что ты имеешь в виду? Там же никого нет».
Он пожал плечами, будто говорил о чём-то очевидном. «Но она там. У неё длинные волосы. Иногда она выглядит грустной».
Капитан медленно встал, ещё раз изучая рисунок. «Можно я оставлю его у себя?» — спросил он у Вани.
Тот кивнул. «Конечно! У меня дома ещё много».
Капитан улыбнулся, но я заметила лёгкую перемену в его голосе. «Спасибо, дружище. Повешу его у себя в участке».
Перед тем как сесть в машину, он ещё раз посмотрел на синий дом.
Вечером, только уложив Ваню спать, я услышала стук в дверь.
На пороге стоял капитан Соколов, и его выражение лица было серьёзнее обычного. «Извините за беспокойство. Можно поговорить?»
«Конечно. Что-то не так?»
Он вошёл и понизил голос. «Я проверил соседний дом. Чисто интуитивно. Задняя дверь была взломана. Замок сломан, еле держится».
У меня сжался желудок. «Вы думаете, там кто-то живёт?»
«Возможно. Бомж или кто-то скрывается. По документам дом должен быть пустым — его ещё не продали. Но рисунок вашего сына меня насторожил. Вот».
Он показал мне рисунок ещё раз, указывая на окно на втором этаже. Там, с удивительной чёткостью для детской руки, была изображена женская фигура с длинными волосами, поднявшая руку в приветствии.
«Это не просто каракули, — сказал он. — Это деталь».
У меня закружилась голова. «Вы думаете, он правда кого-то видел?»
«Дети замечают то, что взрослые упускают. Особенно когда не ищут ничего. Сегодня ночью мы проверим дом без лишнего шума. Сообщу, если что-то найдём».
Я кивнула, взгляд невольно скользнул к тёмным окнам соседнего дома. Раньше я считала его просто очередным пустующим зданием. Теперь… я не была так уверена.
Ночь выдалась беспокойной. Каждый скрип дома заставлял меня вздрагивать. Около полуночи я услышала тихое шуршание шин по гравию. Через жалюзи мелькнул луч фонарика, скользя по лужайке.
Потом — голоса. Тихие. Напряжённые.
И вдруг — крик: «Есть кто-то!»
Я подбежала к окну как раз в тот момент, когда двое полицейских вывели из дома женщину. Она выглядела молодой, измождённой, в рваной одежде и босая. Её лицо было бледным, глаза — полными испуга. Она не сопротивлялась, двигалась так, будто не видела дневного света несколько недель.
Сердце колотилось в груди.
На следующее утро капитан Соколов снова зашёл к нам.
«Она в безопасности, — тихо сказал он. — Её зовут Лиза. Она числилась пропавшей уже больше месяца. Из города в двух часах езды отсюда».
Я перехватила дыхание. «Что она здесь делала?»
«Пряталась, — ответил он. — Сбежала от человека, которому доверяла. Когда ей удалось уйти, она случайно вышла в наш район и нашла открытую дверь в том доме. Жила на чердаке. Боялась выходить. Ни телефона, ни еды, кроме того, что удавалось найти в мусоре».
«Боже мой», — прошептала я.
«Но она сказала одну вещь, — продолжил он, глаза блестели. — Она видела маленького мальчика во дворе по соседству. Говорила, что он каждый день рисует, выглядит счастливым. И иногда… машет в сторону дома. Она сказала, что это давало ей чувство, будто её видят. Будто мир не такой уж жестокий».
Слёзы навернулись на глаза.
«Она выглядывала всего на секунду в день, — добавил он. — Но ваш сын… заметил. Он даже не понимал этого. Но он увидел её».
Позже к нам пришёл следователь, поблагодарил за рисунок, сказал, что он помог им найти Лизу раньше, чем они рассчитывали.
Он вручил Ване благодарственную открытку и новый набор для рисования.
Ваня лишь улыбнулся и спросил: «А можно я нарисую”Можно я нарисую для неё ещё один рисунок?” — спросил Ваня, и в его глазах светилась та самая детская надежда, которая, казалось, могла растопить даже самое холодное сердце.
