Сегодня произошло нечто странное и трогательное.
Мой шестилетний сын Артём в последнее время обожал рисовать — динозавров с огромными когтями, битвы роботов, драконов с выпученными глазами. Его руки всегда были испачканы мелками, а по всему дому валялись листы с рисунками. Но сегодня что-то изменилось.
Он выбежал из комнаты, размахивая листком. «Пап! Я нарисовал это для полицейского!» — воскликнул он, сияя от радости.
Я мельком взглянул. «Хорошо, сынок. А для какого полицейского?»
«Ну, того… который машет. Который даёт блестящие наклейки», — ответил он, пожимая плечами.
Наверное, это был участковый Игорь Семёнов. Он часто патрулировал наш район — добродушный мужик с мягкой улыбкой. Пару раз в неделю его УАЗик медленно проезжал по улице, он махал детям, раздавал «медали юного помощника полиции» и беседовал с родителями о безопасности. Артём обычно стеснялся его, но сегодня всё было иначе.
Через несколько минут, будто по заказу, полицейская машина появилась на дороге. Семёнов замедлил ход и приветственно помахал рукой.
Артём бросился к тротуару, сжимая рисунок. «Подождите! Я вам нарисовал!»
Машина остановилась. Семёнов вышел, усмехнувшись. «Ну что, дружище, что у тебя там?»
Я стоял на крыльце, наблюдая с улыбкой. Обычно Артём молчал даже с хорошо знакомыми взрослыми, но сейчас он явно гордился собой.
«Я нарисовал вас», — сказал он, протягивая листок.
Участковый присел на корточки, беря рисунок с благодарностью. Он внимательно его рассмотрел, кивая, пока Артём объяснял:
«Вот наш дом. Вот вы в машине. А вот тётя, которая мне машет.»
Я замер. Какая тётя?
«Какая тётя?» — мягко спросил полицейский, бросая взгляд в мою сторону.
Артём показал на угол рисунка. «Та, что в окне. Она всегда машет. Живёт в синем доме по соседству.»
В синем доме.
Моя улыбка исчезла. Тот дом уже полгода стоял пустым. Семья Ковалёвых съехала ещё зимой. На лужайке торчал покосившийся знак «ПРОДАЕТСЯ».
Я подошёл ближе, сбитый с толку. «Артём, что ты говоришь? Там же никого нет.»
Артём пожал плечами, как будто это было очевидно. «Но она там. У неё длинные волосы. Иногда она выглядит грустной.»
Семёнов медленно поднялся, ещё раз взглянув на рисунок. «Можно я оставлю его себе?» — спросил он у Артёма.
Тот кивнул. «Конечно! У меня дома ещё много.»
Участковый улыбнулся, но я заметил лёгкую перемену в его тоне. «Спасибо, дружище. Повешу его в участке.»
Уезжая, он ещё раз посмотрел на синий дом.
Той же ночью, только я уложил Артёма спать, раздался стук в дверь.
На пороге стоял Семёнов, и выражение его лица было серьёзнее обычного. «Извините за беспокойство. Можно поговорить?»
«Конечно. Что-то случилось?»
Он вошёл и понизил голос. «Я осмотрел соседний дом. Чутьё не обмануло. Задняя дверь взломана, замок еле держится.»
У меня сжался желудок. «Там кто-то живёт?»
«Возможно. Бомж. Или кто-то прячется. По документам дом пустует — ещё не продан. Но рисунок вашего сына меня насторожил. Вот.»
Он снова показал мне рисунок, указывая на окно на втором этаже. Там, чётко для детской руки, была изображена женская фигура в красном, с длинными волосами и поднятой в приветствии рукой.
«Это не просто каракули, — сказал он. — Это детали.»
У меня закружилась голова. «Ты думаешь, он действительно кого-то видел?»
«Дети замечают то, на что взрослые не обращают внимания. Особенно когда не ищут ничего подозрительного. Сегодня ночью мы проверим дом тихо, без сирен. Сообщу, если найдём что-то.»
Я кивнул, глядя на тёмные окна соседнего дома. Раньше он казался мне просто заброшенным. Теперь… я был не так уверен.
Ночь выдалась беспокойной. Каждый скрип дома заставлял меня вздрагивать. Около полуночи я услышал приглушённый звук шин на гравии. Через жалюзи заметил луч фонаря, скользящий по лужайке.
Затем — голоса. Тихие. Напряжённые.
И вдруг крик: «Есть кто-то!»
Я подбежал к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое полицейских выводят из дома женщину. Она выглядела молодой, измождённой. Одежда порвана, босик. Лицо осунувшееся, глаза дикие. Она не сопротивлялась — двигалась так, будто неделями не видела солнечного света.
Сердце бешено колотилось в груди.
Утром Семёнов вернулся.
«Она в безопасности, — тихо сказал он. — Её зовут Алёна. Пропала без вести больше месяца назад. Из города в двух часах езды отсюда.»
Я перехватило дыхание. «Что она здесь делала?»
«Пряталась, — ответил он. — Сбежала от человека, которому доверяла. Когда бежала, случайно вышла к нашему району и нашла в том доме незапертую дверь. Жила на чердаке. Боялась выйти. Ни телефона, ни еды, кроме того, что находила в мусорных баках.»
«Господи…» — прошептал я.
«Но она сказала одну вещь, — продолжил он, и в глазах его блеснуло что-то тёплое. — Она видела мальчика во дворе по соседству. Говорила, что он каждый день рисует. Что выглядит счастливым. А ещё… иногда он махал в сторону дома. Она сказала, что это давало ей надежду. Что мир не совсем жесток.»
Глаза застилали слёзы.
«Она выглядывала всего на секунду, — добавил он. — Но ваш сын… заметил. Даже не осознавая. Но увидел её.»
Днём к нам зашёл следователь. Поблагодарил за рисунок — сказал, что он помог найти Алёну быстрее.
Они вручили Артёму благодарственную открытку и новый набор для рисования.
Артём только улыбнулся и спросил: «Можно я нарисую ей ещё одну картинку?»
Следователь кивнул. «Она будет очень рада.»
И вот мой сын сел рисовать — на этот раз солнечный двор, улыбающуюся тётю в окне и мальчика с воздушным шариком.
Он протянул его мне. «И когда он вручил мне этот рисунок, я понял, что даже в самых обычных вещах иногда скрывается тихое, но важное чудо.