Родители и их «забота»
«Пока тебе не исполнится восемнадцать, я буду давать тебе немного денег — на еду, на одежду, хватит. А дальше — сама, Алиночка. Не знаю, как сложится твоя судьба, но я не хочу, чтобы ты стала такой же, как мы с отцом», — сказала мне мама, Зоя Сергеевна, так, будто делала мне одолжение. Я стояла, будто громом оглушённая, не веря своим ушам. Это что, после дня рождения я для них больше не родная? И что значит «как они»? Я и так не хочу быть похожей на родителей, которые, кажется, забыли, что значит быть семьёй. Но эти слова ранили меня так сильно, что до сих пор не отпускают.
Мне шестнадцать, и я давно знала, что отношения у нас не идеальные. Мама с папой, Игорем, живут своей жизнью, а я — своей. Они не злые, но, скажем так, не слишком надёжные. Папа то работает, то пропадает в гараже с приятелями. Мама вечно занята — то на рынке торгует, то с подругами чаи распивает. Я с детства приучена всё делать сама: готовлю, убираю, учусь на отлично, чтобы поступить в институт. Но я не думала, что они так откровенно дадут понять: после восемнадцати — я им не нужна.
Всё началось на прошлой неделе, когда я попросила у мамы денег на новые кроссовки. Старые уже разваливались, а в школе скоро соревнования по лёгкой атлетике. Она посмотрела на меня свысока и сказала: «Алина, ты уже взрослая, могла бы подрабатывать. Я и так тебе на еду даю». Даёт? Это пара сотен рублей в неделю, которых хватает только на булку в столовой! Я попыталась объяснить, что кроссовки — необходимость, но она перебила: «До восемнадцати помогаем, а дальше — крутись сама. Мы с отцом тебе не сберкасса». У меня перехватило дыхание. Не сберкасса? А кто же тогда? Родители, которые должны быть опорой, а не отмерять заботу по календарю?
Я заперлась в комнате и проплакала полночи. Не из-за кроссовок, а из-за её ледяного тона. Я всегда старалась не быть обузой. Не просила дорогих вещей, не ныла, не требовала, как одноклассницы. Мечтала поступить в университет, найти работу, стать самостоятельной. Но я думала, что семья будет рядом, даже если я споткнусь. А теперь что? Мама прямо сказала: после восемнадцати — сама по себе. И это «не будь, как мы» — о чём это? Что я стану такой же ненадёжной? Или что мне тоже надо забыть про семью?
Я попыталась поговорить с отцом, надеясь на поддержку. Но он только развёл руками: «Алин, мать права. Мы тебя кормим, одеваем, а дальше — твои проблемы». Мои проблемы? А где их место в моей жизни? Где их поддержка, когда я до утра сижу за учебниками? Где их радость за мои победы? Они даже не спрашивают, как дела, а теперь ещё и этот ультиматум. Чувствую, будто меня заранее вычеркнули.
Подруга Настя выслушала и сказала: «Они просто боятся, что ты на них сядешь. Докажи, что ты сильнее». Сильнее? Я и так стараюсь! Учусь, подрабатываю, коплю на ноутбук. Но мне шестнадцать, я не могу в один миг стать взрослой. И я не хочу ничего доказывать родителям, которые видят во мне обузу. Хочу, чтобы они были рядом, чтобы можно было прийти к ним, если станет страшно. А они ставят мне срок.
Теперь думаю, что делать. Иногда хочется уйти прямо сейчас — снять угол, устроиться куда-нибудь, показать им, что справлюсь. Но я знаю: школа, экзамены, нельзя всё бросать. Иногда хочется поговорить с матерью, объяснить, как больно. Но боюсь, она опять отмахнётся: «Не драматизируй». А самое страшное — я начала сомневаться в себе. А вдруг и правда стану такой же?
Я решила: не дам их словам сломать себя. Буду учиться, работать, строить жизнь. Но не ради них — ради себя. Я не хочу быть, как родители, не потому что они «плохие», а потому что верю: семья — это когда поддерживают, а не считают дни. Когда у меня будут дети, я никогда не скажу им: «После восемнадцати — сами». Я буду с ними, даже если им сорок. Потому что семья — не кредит, который закрывают по графику.
Пока я просто перевариваю эту боль. Купила кроссовки на свои деньги — не самые лучшие, но сойдёт. Бегаю по утрам, включаю музыку и думаю: справлюсь. Не ради них — ради себя. Но где-то внутри всё равно ноет. Надеюсь, однажды они поймут, что потеряли. А я найду тех, кто станет мне настоящей семьёй — не по крови, а по душе.
