После роддома родители сказали: «Теперь вы сами по себе». Но мы выбрали любовь, а не страх.
Я работала медсестрой в московском роддоме с 1995 года. Смены были тяжёлые, выматывающие, но я знала, зачем всё это — мечтала однажды самой стать мамой и встретить здесь своего ребёнка не в белом халате, а с распахнутыми объятиями.
Беременность протекала отлично, все анализы в норме. Мы с мужем, Дмитрием, сгорали от нетерпения — купили коляску, распашонки, приготовили всё для выписки. Родные тоже ждали. Свекор особенно — звонил каждый день: «Ну как там наша внученька? Скоро?»
Но никто из нас не знал, что после родов наша жизнь расколется надвое. То, что казалось нерушимым, рухнет, а любовь пройдёт через огонь.
Роды прошли быстро. Девочка родилась — 2 900 граммов, 48 см, крепенькая, но крохотная. Мне её показали, потом унесли на осмотр. Позже принесли на кормление — сосала слабо, но я справилась. Через час в палату вошли врач и неонатолог. Взгляд у них был… слишком мягкий. И я сразу поняла — беда.
Один из них тихо сказал:
— Елена, у вашей дочки синдром Дауна. Вы медик, понимаете, что это навсегда. Советуем не тянуть и написать отказ. Вы молоды, ещё родите здорового ребёнка.
Всё поплыло перед глазами. А потом в груди что-то ёкнуло — жёстко, наотмашь. Это моя дочь. Моя. И я её никому не отдам.
— Мне… нужно посоветоваться с мужем, — прошептала я. — Но думаю, он откажется.
— Конечно, подумайте. Решите — приходите.
Когда они ушли, малышка заплакала. Её пальчики сжали мой палец. Я прижала её к себе и поняла — без неё мне не жить.
Позвонила Диме. Через час он уже был здесь. Мы пошли к заведующей. Ему тоже предложили подписать отказ. Он молча подошёл к пеленальному столику, посмотрел на дочь и сказал:
— Ничего подписывать не будем. Забираем её домой.
Мы назвали её Любавой. Имя пришло сразу — тёплое, как летний вечер.
Через три дня в палату подселили ещё одну роженицу. За тридцать, пятая беременность. Она сразу заявила: «Ребёнка оставляю». Когда ей сказали про синдром Дауна, даже бровью не повела: «Оформляйте отказ. Кормить не буду».
Я не выдержала. Попросила медсестру принести девочку, покормила её. Когда взяла на руки — сердце оборвалось. Такая кроха, а уже будто знает, что её бросили.
Позвонила Диме. Он помолчал, потом сказал: «Если хочешь — заберём и её. Пусть у Любавки будет сестра».
Я снова пошла к заведующей. Сказала, что возьмём вторую. Никто не назвал нас сумасшедшими. Напротив, медсёстры обнимали меня: «Вы — ангел».
Мы задержались в роддоме на неделю — ждали, пока отпадёт пуповинка у второй малышки. Мы назвали её Златой.
День выписки стал самым счастливым. Мы вышли не с одной коляской, а с двумя. В одной — Любава, в другой — Злата. Обе — наши. Обе — любимые.
Но не все обрадовались. Когда мы сказали родителям, что взяли ещё одну девочку, реакция была как удар током. Мои и особенно свекры сказали:
— Всё, конец. Выбор сделали — теперь живите сами. Ни копейки, ни помощи!
Так и вышло. Ни звонков, ни рублей. Мы остались одни.
Было тяжело. Бессонные ночи, болезни, усталость. Но оно того стоило. Девочки росли весёлыми, умными. В шесть лет уже знали буквы, пробовали читать. Пришлось переехать ближе к спецшколе — для Любавы.
Родители спустя годы одумались. Стали приезжать. Девочки радовались каждому визиту.
Мы не злились. Мы выбрали любовь, а не страх. И ни разу не пожалели.
