Родители Михаила нашли ему невесту по положению. А я осталась изгоем только потому, что родилась не в той семье.
Всё началось в далёком детстве. Миша — единственный сын профессора и главврача. Его мать — заслуженный врач, отец — заведующий кафедрой в университете. Вся жизнь мальчика была расписана по часам: репетиторы, спортшкола, олимпиады. Он оправдывал надежды — умный, воспитанный, круглый отличник. Но в этот идеальный мир не вписывалась я.
Меня звали Лизавета. Я росла в простой, если не сказать — бедной семье. Мать не работала, отец — слесарь на заводе, пропадавший в запое до тех пор, пока не исчез совсем. Но Миша всегда был рядом. Помогал с уроками, заступался во дворе, делился пирожками в столовой. Мы были неразлучны, пока судьба не разлучила нас.
В пятнадцать я осталась сиротой. Детдом. Письма Мише возвращались нераспечатанными. Позже я узнала — его родители сказали, что я сама оборвала связь. Он перестал искать. Я думала, он забыл.
Мы случайно встретились на ЕГЭ. В сдержанном юноше в строгом костюме я с трудом узнала того мальчишку, с которым лазила по стройкам. А он узнал меня сразу. Так, с дрожью в голосе, мы начали общаться снова. Дружба переросла в нечто большее.
Миша уговорил меня подать документы в тот же вуз. Мы поступили. Сидели допоздна в читальном зале, гуляли под дождём, и однажды, когда падали первые снежинки, он взял мою руку и признался. Я расплакалась.
Через полгода я показала ему пачку писем из детдома, которые так и не дошли до адресата. Он побледнел. Оказалось, родители их прятали. Его мать оправдывалась: «Мы хотели оградить тебя от этого мира». Для него это стало предательством, но не моим — их.
Когда он заявил, что женится на мне после окончания учёбы, дома поднялся крик. Родители уже подыскали «подходящую» — дочь ректора, из хорошей семьи. А я… я так и осталась «девчонкой с окраины». Но Миша пошёл наперекор. Мы сняли квартиру в спальном районе. Узнав о беременности, я рассказала ему со слезами. Он обнял меня и прошептал: «Это будет самый любимый ребёнок на свете».
А через неделю ко мне пришла его мать. Без стука, без слов. Положила на стол конверт с рублями и бросила:
— Уйди. Пока не поздно.
Я молчала. Он ничего не знал. Я не хотела ломать наше счастье. Но когда родился сын, случилось непоправимое.
Его мать явилась снова — с бумагой, где чёрным по белому было написано, что ребёнок не от него. Миша поверил. Собрал вещи и ушёл, хлопнув дверью. Я стояла с малышом на руках и не верила, что он мог так легко стереть нашу любовь.
Я продала вещи, уехала в Новосибирск, поступила в медуниверситет. Работала сутками, растила сына. Никогда не говорила ему плохо об отце, только: «Он очень любил нас, но заблуждался». Прошли годы.
Я стала хирургом. Сын вырос. И только через десять лет встретила человека, которому снова смогла открыть сердце. Мы поженились, родили ещё двоих. Мой муж никогда не делал разницы между детьми. Он усыновил моего первенца. И я наконец поняла, что значит любить без оглядки.
Миша, как я узнала позже, так и остался терапевтом в районной поликлинике. Женился на «той самой». Детей у них не было. Мы столкнулись на конгрессе — в его глазах читались боль и раскаяние.
Он попытался заговорить. Но я лишь улыбнулась, взяла за руку младшую дочь и развернулась к выходу.
Потому что прошлое не вернёшь. А я — уже жила новой жизнью.
И знаете что? Самое страшное — что в наше время люди до сих пор судят по паспорту, а не по душе. Миша потерял нас, потому что не хватило сил пойти против системы. А я — обрела свою семью. Настоящую.
