С того дня, как ложка упала
Когда в доме перестаёт звенеть серебро — ломается не просто привычка. Утром, когда из руки Анны Семёновны выскользнула ложка, она это поняла. Без причины, без боли. Просто упала. Стол, застеленный старой скатертью с ромашками, дёрнулся от звонкого удара, и звук разнёсся по квартире, как выстрел в тишине. Ложка покатилась под табуретку, а Анна Семёновна долго смотрела на неё, будто впервые видела. В этом падении было что-то тревожное. Как будто ложка знала — начинается новый, пустой отрезок жизни.
Она подняла её, вымыла, вытерла насухо — словно хотела стереть не только следы каши, но и это странное чувство. Снова села за стол, но есть уже не хотелось. В комнате стало ещё тише. Даже часы, будто почуяв неладное, замедляли ход, будто замирали в ожидании. Или прощались.
В тот день она впервые пошла в магазин не за хлебом, а просто чтобы услышать чужой голос. Накинула пальто, не глядя в зеркало, забыла платок на вешалке, но вышла — словно бежала от одиночества, которое наступало, как вода. Продавщица спросила: «Пакет нужен?» — и Анна Семёновна едва не ответила: «Вы первый человек, с кем я сегодня говорила». Но промолчала. Только кивнула. И задержалась у кассы, вдруг скажут ещё что-нибудь.
С тех пор она начала считать. Не дни, а тишину. Сколько прошло с последнего звонка дочери. Сколько недель, как не заходили соседи. Сколько раз ужинала одна — при свете радио, потом по привычке, даже не включая лампу. Ей был семьдесят один. Но она чувствовала себя не старой — выключенной. Как лампочка, у которой есть ток, но выключатель — в чужой руке.
Потом пришёл февраль. В аптеке у витрины она увидела молодую женщину. Та металась между полками, растерянно искала лекарство, слёзы капали на варежки с резинкой, как у детей. Анна Семёновна просто подошла и сказала: «У меня дома есть. Пойдёмте».
Так в её жизни появилась девочка — пяти лет, с носом, красным от насморка, и большими испуганными глазами. Мать — Ольга — сняла квартиру этажом ниже, переехала недавно, с вещами в сумках и без гроша в кармане. Муж ушёл. Деньги кончились. Ольга бросилась за лекарством в панике, даже дверь не закрыв. И в тот вечер Анна Семёновна вдруг почувствовала — не жалость, а будто что-то родное вошло в её дом.
Они пили чай втроём. Девочка лепила из хлеба зверюшек и расставляла их по краю блюдца. Ольга всё извинялась, теребила край свитера, не поднимала глаз. Анна Семёновна молча наливала чай. Потом просто сказала: «Оставайтесь. У меня свободные комнаты. А тишины — слишком много. Вы умеете её разгонять».
Они остались. Сначала — на неделю. Потом — навсегда. Ольгина комната наполнилась запахом молока и духов, по утрам слышался шёпот, вечером — детский смех. Тек кран, кто-то ворчал, спрашивал: «Где сахаА однажды шепот маленькой Насти из коридора — “Бабушка Аня” — растаял в воздухе, и никто даже не думал её поправлять.
