В первые дни наших отношений Дмитрий Иванович чётко обозначил свои границы: дом — не его территория. Заявил прямо: “Я добытчик, моя задача — рубли в семью носить, а ты тут царишь с тряпками и кастрюлями”. Тут бы мне, дуре весенней, наклюкаться валерьянки и смыться, но нет — влюбилась, кивнула, решила, что справлюсь. Ну и шутка, конечно.
Года шли, а усталость копилась. Я тоже работу тяну, но вечером вместо дивана меня ждут горы посуды, уроки с отпрысками и стирка, которая плодится как кролик. Дима же, отработав свои священные восемь часов, восседает на диване, как римский патриций, пультом размахивает — мол, подвиг совершил. Намёки на помощь отшивает одной фразой: “Договорённость есть договорённость”. Сестра Глафира, с которой я изредка ныла, только вздыхала: “Ну ты ж сама, душа моя, идиотка, с этим согласилась. Мужа после тридцати, как радиоточку, не перепрограммируешь”.
А потом появился Ванюшка. Думала — ну, теперь-то очухается, запрыгает и пелёнки стирать побежит! Как бы не так. Дима лишь научился мастерски прикидываться спященииком, стоило мне заикнуться о помощи: “Работа, понимаешь, выдалась…”. А я, как сирота, и ночами с коликами, и утрами с кашей. Подруги, конечно, смаковали истории про своих-то: кто посударит, кто в садик дитятко отведёт — прям, как в сериале “Дорогая Маша Березина”. И мне становилось и горько, и противно.
В один прекрасный вечер я взорвалась, как самолёт над Рязанью — выпалила всё, что на него копила. Дмитрий, разумеется, даже бровью не повёл: “Ты сознательно на это подписалась. Я тот ещё, а другой из меня не выросло. Думай, что хочешь”. Стало мне, ноющую, и больно, и стыдно — ведь правда-то: надеялась, что он переродится, как гадёныш в сказке…
Теперь сижу, реву в три ручья — терпеть дальше или с ядерным чемоданчиком на выход? Поняла, что заслужила я не только кухню и счастье с тряпьём. Каждая баба, в конце концов, имеет право на мужика, который не только зарплату тащит, но и веник в руки воздаёт — без напоминаний и кислых рож.
(Ну и?.. Шампанского бударашку или сразу чемоданы собирать?)