Прошло два года. Моя дочь за это время ни разу не позвонила, не написала ни строчки. Она больше не хочет меня видеть, а мне уже скоро семьдесят.
Моя соседка, Людмила Васильевна, недавно отпраздновала 68 лет. Живёт одна, и я иногда к ней заглядываю — приношу пирожки или конфеты, чтобы скрасить одиночество. Она человек удивительно добрый, с лёгкой душой и хитринкой в глазах. Любит вспоминать поездки, рассказывать забавные истории, но про семью — молчит. И лишь однажды, накануне праздника, вдруг открылась.
Тот вечер запомнился. Людмила Васильевна сидела за столом бледная, с пустым взглядом. Я принесла домашний пирог, надеясь развеять её грусть. Мы молча пили чай, пока она не нарушила тишину.
— Два года… — прошептала она, не отрывая взгляда от чашки. — Ни звонка, ни письма… Я сама звонила — её номер больше не существует. Даже не знаю, где она сейчас…
Голос её дрожал, как осиновый лист перед дождём. И тогда, глубоко вздохнув, Людмила Васильевна начала рассказ.
Когда-то у нас была счастливая семья. Мы с Николаем познакомились молодыми. Не торопились с детьми — хотели пожить для себя. Он работал в солидной фирме, часто ездил по делам, и я иногда путешествовала с ним. Денег хватало, жизнь казалась лёгкой.
Со временем купили трёхкомнатную квартиру. Николай сам делал ремонт — каждую деталь продумывал до мелочей. Этот дом был нашим гнездом, воплощением всех планов.
Позже родилась дочь — Светлана. Муж души в ней не чаял: качал на руках, читал сказки, водил на карусели. Мне казалось, что так будет всегда.
Но счастье кончилось внезапно. Десять лет назад Николай умер после долгой болезни. Мы потратили почти все сбережения, но врачи не смогли помочь. После этого в доме стало пусто, будто свет ушёл вместе с ним.
Дочь после смерти отца изменилась. Стала холодной, редко заходила, потом вовсе съехала. Я не держала — понимала, что ей нужно своё пространство. Мы общались, но редко. Пока всё не оборвалось.
Два года назад она пришла с просьбой: хотела взять ипотеку и просила продать нашу квартиру. Купить мне маленькую, а разницу отдать на первый взнос.
Я отказалась. Не из жадности. Просто… этот дом — последнее, что связывает меня с Николаем. Здесь каждый угол напоминает о нём: обои, которые он клеил, полки, которые собирал.
Я попыталась объяснить, но Светлана не стала слушать.
— Папа строил это для меня! — крикнула она. — А ты держишься за эти стены, будто за могилу!
Хлопнула дверью — и всё. Ни звонка, ни весточки.
Недавно узнала от знакомой: дочь взяла ипотеку одна. Работает без выходных, снимает комнату. Ни мужа, ни детей — только труд да усталость.
Пыталась дозвониться — номер не существует. Знакомая говорила, что Светлана похудела, выглядит измотанной. Но к себе никого не пускает.
Не знаю, как до неё достучаться. Как попросить прощения, если даже не понимаю, в чём виновата. Мне уже скоро семьдесят, а сердце болит от этой пустоты.
Иногда сижу у окна, смотрю во двор — вдруг увижу её силуэт вдалеке? Услышу: «Мама, я вернулась»… Но, наверное, это просто глупые надежды старухи.
Часто думаю: правильно ли я поступила? Может, надо было отдать квартиру ради её будущего? Или наоборот — сохранить память о нашей семье?
Ответа нет.
Только тишина в пустых комнатах да фото Николая на стене. Он смотрит с него, будто спрашивает: «Как же так вышло?»
А я не знаю, что ответить…
