Сегодня я ушла от свекрови к маме. Когда Татьяна Николаевна бросила мне в лицо: «Анечка, слово — не воробей, оформляй кредит!» — у меня внутри будто оборвалась струна. Это был не совет, а приказ, высказанный при всех родственниках. Мой муж Игорь молчал, его семья делала вид, что ничего особенного не происходит, а я чувствовала себя загнанной в угол, без единого союзника. В тот момент я поняла — хватит. Собрала вещи и уехала к маме, Валентине Петровне. Я больше не позволю относиться к себе как к безгласной кукле.
Мы с Игорем женаты три года, и все это время я старалась быть «идеальной невесткой». Татьяна Николаевна с первых дней давала понять: я должна жить по её правилам. Мы поселились в её просторной квартире — Игорь настоял, мол, «маме одной тяжело». Я согласилась, думая, что смогу найти общий язык. Но свекровь всё критиковала: мой борщ, уборку, даже выбор платья. «Аня, — говорила она, — ты же жена моего сына, должна выглядеть достойно!» Я терпела, потому что любила Игоря и хотела мира в семье. Но история с кредитом стала последней каплей.
Всё началось с ремонта её загородного дома. Татьяна Николаевна решила сделать там евроремонт, купить дизайнерскую мебель, даже построить баню. «Это для общей пользы!» — убеждала она. Но денег не хватало, и она предложила нам взять кредит. Я отказалась: у нас ипотека, да и я копила на курсы бухгалтера, чтобы сменить работу. «Татьяна Николаевна, — сказала я, — мы не потянем такие расходы». Она лишь отмахнулась: «Не будь жадиной, это для семьи!» Игорь, как всегда, промолчал, а я ощутила, что меня просто загнали в ловушку.
За ужином свекровь поставила точку: «Игорь, Аня, оформляйте кредит, я уже договорилась со строителями. Слово назад не берётся!» Я попыталась возразить: «У нас свои долги!» Но она перебила: «Если не хотите, я сама возьму, но платить будете вы!» Игорь пробормотал: «Мама, мы подумаем», а его сестра с мужем уткнулись в тарелки, будто меня не существует. Никто не сказал: «Аня права». Я почувствовала себя чужой в этом доме, где моё мнение — пустой звук.
Ночью я не спала, размышляя. Когда я попыталась поговорить, Игорь сказал: «Ань, не усложняй, мама просто хочет как лучше». Кому лучше? Ей? А мои планы, мои нервы — они не в счёт? Утром я собрала чемодан. Игорь растерялся: «Ты куда?» — «К маме. Хватит». Он удерживал меня: «Давай обсудим!» Но я уже всё решила. Татьяна Николаевна, увидев сумки, фыркнула: «Беги к мамочке, раз не ценишь нашу семью». Разве это семья?
Мама встретила меня с теплом. «Анечка, — сказала она, — ты поступила правильно. Никто не имеет права тебя ломать». У неё я наконец вздохнула свободно. Выслушав меня, она покачала головой: «Как можно так унижать человека?» Мама предложила пожить у неё, пока я не решу, что делать дальше. Пока не знаю. Часть меня хочет вернуться к Игорю — но только если он поймёт, что я не его придаток. Другая часть думает: а вдруг это шанс начать всё заново?
Подруга Катя поддержала: «Ань, правильно сделала. Пусть сами разбираются со своими кредитами!» Но добавила: «Дай Игорю шанс». Шанс? Да, но только если он встанет на мою сторону. Он звонит, просит вернуться, но в голосе всё та же неуверенность. «Ань, мама не хотела тебя задеть…» А что же она хотела? Чтобы я молча залезла в долги и жила по её указке?
Теперь я ищу новую работу, чтобы не зависеть ни от кого. Мама помогает, и я чувствую, как возвращаю себе силы. Татьяна Николаевна, конечно, не извинится — она никогда не ошибается. Но я больше не её тряпичная кукла. Я уехала не просто к маме — я уехала к себе. И пусть Игорь решает: быть со мной или с маминой баней. А я знаю — справлюсь. Даже если придётся начать с нуля.