Людмила сидела у окна, наблюдая за уличной суетой. Автобусы скрежетали тормозами, люди спешили по делам, а она размышляла о вчерашнем письме. Чёрный конверт с золотой каймой сутки лежал на кухонном столе нераспечатанным.
— Мам, чего закаменела? — Дмитрий влетел в квартиру, швырнул портфель. — Опять грустишь? Поесть давай, я есть хочу.
— Котлеты в холодильнике, — вздохнула Людмила, не отрываясь от стекла. — Подогрей в микроволновке.
Сын приостановился, разглядывая мать. В её позе читалось напряжённое ожидание.
— Что стряслось? — подошёл ближе. — Вид у тебя… необычный.
— Пустяки, — обернулась Людмила. — Письмо пришло. Не решаюсь открыть.
— Какое? От кого?
— От нотариуса. Столичного.
Дмитрий нахмурился. Подобные письма редко сулили добро: либо тяжбы, либо долги.
— А что там может быть? — осторожно спросил он.
— Не ведаю. Может, тётя Лида что-то оставила. Жила ведь в Москве, квартирка была. Но мы не общались лет десять.
Людмила поднялась, прошла на кухню. Конверт лежал там же, словно дразня её нерешительность.
— Мам, откроем? — Дмитрий взял его. — Разве от правды станет хуже?
— Хуже бывает всякое, — проворчала она. — Вдруг обязательства, чужие долги. Хлопот не оберёшься.
— А может, повезло? — Дмитрий уже готов был вскрыть конверт, но мать остановила.
— Погоди. Дай подумать.
Думать особо было не о чем. Лидия Ивановна, двоюродная сестра, они вместе росли. Лида уехала в столицу после института, там вышла замуж, трудилась в НИИ. Детей не имела, мужа давно похоронила. Людмила же осталась в родном городишке, родила Дмитрия, рано овдовела, всю жизнь проработала воспитателем в детском саду.
Виделись последний раз на дедушкиных поминках десять лет назад. Лида показалась тогда чужой — столичной дамой в дорогом пальто, свысока смотрящей на провинциалку.
— Ладно, открывай, — сдалась Людмила. — Но если там беда, я предупреждала.
Дмитрий аккуратно вскрыл конверт, достал бумаги. Пробежал глазами и ахнул.
— Мам, тётя Лида завещала тебе квартиру в Москве!
— Что?! — Людмила едва не уронила чашку. — Какую?
— Двушку возле метро «Алтуфьево». Плюс вклад в банке… — Листал дальше, глаза округлялись. — Мам, тут целый миллион рублей!
Людмила опустилась на стул, ноги стали ватными.
— Не может быть! Мы же едва знали друг друга. За что?
— Тут записка от неё. От руки. — Дмитрий протянул листок.
«Людочка, если читаешь — меня уже нет. Знаю, отдалились мы, и вина во многом моя. Всё думала — успею ещё, время есть. Но часы внезапно останавливаются. Пусть квартира достанется тебе. Ты всегда жила ради других. Пора подумать о себе. Твоя Лида».
Людмила перечитывала записку, слёзы текли сами собой.
— Так она ушла… — прошептала она. — А я не знала. Не была рядом…
— Мам, как ты могла знать? — Дмитрий обнял её. — Может, она и не желала беспокоить. Иные уходят тихо.
— Но почему именно мне? Родня поближе ведь есть.
— Видно, не те оказались. Или лучше знала, кто искренен.
Людмила перечитала слова: «Пора подумать о себе». Когда она последний раз так делала? Никогда. Сначала присматривала за стариками, потом Дмитрия растила, горбатилась на работе. Теперь сын вырос, самостоятельный, свою семью заведёт.
— А что теперь? — растерялась она.
— В Москву съездить надо. Квартиру посмотреть, документы оформить. — Дмитрий строил планы. — Осознаёшь? Теперь у тебя иная жизнь возможна!
— Какая иная? Что ты?
— Ну, переезжай! Или сдавай, доход будет. Или продай — купи что здесь лучше. Вариантов тьма.
Людмила слушала и чувствовала, как внутри скрипят заржавевшие шестерёнки. Годы шли по накатанной, бесцельно. А теперь — выбор, дороги, будущее.
— Не знаю, Миша. Я к дому привыкла. Работа,
Она смотрела на детвору, резвящуюся в снегу за окном, и поняла, что счастье всегда приходит неожиданно, как тот чёрный конверт, и главное – не побояться его принять и распаковать.
