В сердце вновь поселилась радость
Не раз замечала Ольга, как её муж Геннадий держит руку у левого бока, где сердце. Будто невзначай прикоснётся и тут же уберёт, оглядываясь, не видит ли жена. А она уже не раз спрашивала:
— Опять болит, Гена? Может, в районную больницу сходить?
— Само пройдёт, бывает, — отмахивался он.
Десятый год жили они вместе в деревне, куда оба приехали после института. Геннадий окончил сельскохозяйственный, а Ольга — педагогический. Но работать ей так и не довелось — муж любил хозяйство, и во дворе всегда была живность: две коровы, овцы, поросёнок, куры да утки. За всеми нужен уход. Вот и оставалась Ольга дома, целый день на ногах. Геннадий же работал агрономом.
Родителей Ольга потеряла рано — они сгорели в доме, когда ей было тринадцать. В ту ночь она ночевала у бабушки. Геннадий же был местным, но через три года после свадьбы у него случился сердечный приступ, а ещё через два не стало матери.
Так и остались они вдвоём. Жили хорошо, вот только детей не было. Оба ждали, надеялись, Ольга даже по ночам плакала, молилась Богу. Но ребёнок так и не появился.
Однажды утром Геннадий позавтракал и собрался на работу, но вдруг схватился за сердце. Не успела Ольга подбежать — он рухнул на пол. Сердце остановилось. Скорая приехала быстро, но было уже поздно.
После похорон Ольга долго плакала, оставаясь одна в пустом доме.
— В тридцать лет — и одна… Почему так несправедливо? Мужа любила, а Бог забрал. Всех забрал. За что?
Утром шла в сарай, доила коров и плакала.
— Зачем мне это хозяйство? Всё через силу, а бросить жалко…
Её слышала соседка Надежда Степановна, завуч в местной школе. Как-то зашла к ней.
— Оль, слышу, как ты убиваешься. Продавай скотину, зачем тебе одной? В соседнем селе в школе место освободилось — учительница уехала. Может, устроишься? У нас все места заняты, а там начальная школа, старшие дети к нам приезжают. Всего пять километров. Среди людей будешь, отвлечёшься. Ты же педагог.
— Спасибо, Надя… Правда, спасибо… — кивнула Ольга.
За лето распродала она всю живность и к сентябрю переехала. В селе появилась новая учительница — Ольга Васильевна. Поселили её в просторном доме. Она вымыла окна, прибралась.
— Новая жизнь начинается, — говорила она вслух. — Только забор покосился, калитка не закрывается…
Попросила помощи — выделили ей штакетник. Но ставить надо самой.
— Люба, — обратилась она к соседке, — может, знаешь, кто забор поставит? Материал есть.
Люба вытерла руки о фартук.
— У нас есть плотник, золотые руки, но пьёт. Жена его, Танька, виновата — с ней и спился. А раньше парнем был — ни капли в рот. Детей у них двое — девчонки, четырёх и двух лет. Полгода назад опека забрала. Я не пущу тебя к ним, сама скажу Мишке.
На следующий день Люба сообщила:
— Видела Таньку у магазина. Завтра придут. Ты только бутылок две купи — без этого они не работают.
И правда, утром явились Мишка с Танькой, оба с перегаром. Мишка бросил инструмент во дворе, осматривался. Ольга вышла.
— Здорово, хозяйка! — крикнула Танька. Мишка молча кивнул.
Лохматый, небритый, но глаза — ясные, чистые. Ольга даже замерла — так напомнили они взгляд покойного мужа.
— Штакетник вот… — махнула она рукой.
— Видим, хозяйка, — Танька уселась на крыльцо. — Выпить есть? Давай сюда.
Она ловко открыла бутылку, налила себе и мужу. Выпили — и Мишка взялся за работу.
“Как он будет работать, если пьёт?” — думала Ольга, но промолчала.
Однако Мишка, хоть и прикладывался к бутылке, дело знал. К вечеру забор стоял ровно, калитка — на месте, даже крючок для ветра приделал.
— Ну как? — крикнула подвыпившая Танька.
Ольга осмотрела — работа хорошая. Расплатилась, поблагодарила.
— Обращайся, если что, — сказала Танька. Мишка молча собрал инструменты, и они ушли.
***
Наступила зима. Ольга привыкла к школе, дети её полюбили. Новый год приближался. Как-то ночью её развел стук в дверь. Взглянула на часы — уже утро, шесть.
Открыла — на крыльце стоял Мишка.
— Танька умерла, — тихо сказал он. — Не слышал, как она ушла. Проснулся — нет её. Пошёл искать… Нашёл возле твоего дома. Замёрзла. Вчера пили… Наверное, за вином пошла… — он говорил ровно, без слез. — Не знаю, что делать…
Веру в деревне похоронили всем миром. Мишка после неделю пил. А потом снова стук в дверь.
— Сегодня девять дней… Давай помянем, — сказал он.
— У тебя друзей полно, а ко мне? Я не пью… Ну ладно, заходи.
Мишка сел за стол, налил себе, Ольге — та лишь пригубила.
— Что детям скажу, когда про мать спросят? Теперь их мне не отдадут… — Он достал из кармана мятое фото. Две маленькие девочки смотрели на Ольгу его глазами.
— Боже… Они — твои копии, — сердце её сжалось. “Если бы это были мои дети…”
— Давай поженимся, — вдруг сказала она. — Я их заберу. Мне одной не отдадут, а так — полная семья. Ты живи, как жил, я тебя не обременю. Жалко девчонок…
Они расписались. Сельчане только головами качали:
— Ну и мужика выбрала…
Но соседка Люба понимала. Ольга собрала документы, съездила в опеку — и вот девочки дома.
Мишка, увидев их, заплакал. Дочки узнали его:
— Папка пришёл! Только ты грязный и воняешь! — сказала старшая, Катя.
Маленькая Лиза просто прижалась к нему. О матери они не спросили. Только Катя сказала:
— Это наша мама Оля. Она нас любит. Здесь чисто и хорошо.
Ольга устроила их в детсад, сама работала. Мишка иногда навещал.
Как-то она попросила его узнать, где ку
