Алло, Василиса? голос отца дрожит по проводу, будто просит о помощи в ночном крике. Приходи, тут чтото происходит Он звучит испуганно, умоляюще, заставляя девушку усмехнуться и спросить, в чём же беда.
Соседи опять устроили шумный переполох. Один кричит, что убьёт её, другой что её убью, а я лишь хотел вывести их на чистую воду В трубке слышны удары, крики. Они ломятся в дверь, Васа! Убьют меня, я
Когда уже убьют, тогда и звони. Что, всему тебя учить надо? Подподменьши дверь стулом, может, им не достанется пройти.
Какой ты
Какой воспитал, папа, какой воспитал. Но если ты мне не по вкусу, можешь отправиться к любимому сыночку, там права качать, а он будет кормить и исполнять желания, ехидно прошипела Василиса.
Трубку бросили, прежде чем она успела придумать, что ещё сказать. А придумать бы ей ещё, не сомневайтесь.
Василиса росла в семье, как будто бы в типичном советском доме: в целом благополучной, но без официальных записей. Неполной, ведь мать умерла, когда девочка была совсем маленькой, и отец один поднимал тяжести.
Семья выглядела обычной, но в её шкафу прятались несколько «скелетов». Не женского пола, а просто тайных тайн, которые хранила бабушка и мать Олега Степановича.
Тимофея Петровна, в честь которой назвали её, была особой женщиной. С точки зрения Василисы старой самовлюблённой дурой, но такие слова девочки никогда не произносят, поэтому её называют «особенной».
Эта «особенность» проявлялась в том, что, достигнув пенсионного возраста и не имея официального диагноза, она вела себя так, будто уже на последнем этапе деменции. С постели не вставала, нужду справляла прямо в кровать и, при неблагоприятных обстоятельствах, могла её размазать по стене, обижаясь, когда родственники покрывали её плиткой, чтобы можно было легко отмыть, а под простыню клали клеёную ткань.
Кушать бабушка тоже любила богато только мясо, рыбу и, конечно, конфеты «Аленка». Ни «рачки», ни «барбарис», а настоящий советский шоколад, стоивший целое состояние.
И деньги у отца были. Не миллионы, конечно, но хороший токарь в любое плохое время не оставался без заработка. Всё же эти деньги шли на любимую мамочку, чтобы удовлетворить её все потребности.
Жили они в общей четырёхкомнатной квартире: одна комната принадлежала бабушке, вторая отцу с Василисой, остальные переселенцы из Украины и обычная русская семья.
Дополнительные проблемы порождали не чужие, а свои, почти благопристойные русские, любившие выпить и пошуметь, а потом бежать к соседям, чтобы выяснить отношения.
К бабушке никто не подходил, после того как однажды стали жертвой «артиллерийского» удара, долго отмывались и клялись не переступать порог её комнаты. А к маленькой Василисе частенько приставали: у неё не было собственных детей (слава богу), так что после пьяных «праздников» её жене хотелось поиграть с чужим ребёнком.
Когда Василиса подросла и начала отказываться от компании тёти Нади, её могли и шлёпнуть, и ущипнуть. Отец, которому она жаловалась, лишь отмахивался: «Не выходи в коридор, не нарвёшься, подпрокни дверь стулом и спи спокойно, пока я не вернусь с работы».
Однажды, сделав «дела» в старом горшке изпод цветка, который называли «любящий папа», горшок обрушился ей на голову. Это было неприятно, но не так плохо, как к бабушке подходить, когда соседи пьют каждый день, а в их доме всегда еда и уют.
Василисе было обидно, что отец покупает бабушке самое вкусное, а она, его дочь, живёт в одежде от чужих людей и ест макароны с дешёвыми сосисками. Но ведь так жили и все остальные, так что серьёзных претензий у неё не возникало.
Когда же девочке исполнилось тринадцать, папа решил устроить личную жизнь и привёл в дом Людмилу, которая сразу начала навязывать свои правила. Она настояла, чтобы в комнате жили лишь она и Олег, ведь нельзя вести личную жизнь, когда ребёнок спит рядом.
Тогда же стало неприличным, что Василиса спит в одной комнате с отцом. Взрослый мужчина и почти взрослая девочка уже не могут делить кровать, её нужно отселить в отдельную комнату к бабушке. Та встретила её радостно, но не ожидала, что характер ребёнка, закалённый школьными драчками, в ответ на попытку бросить ей запахи, встретит её пальцем на шее и шёпотом:
Только попробуй, я тебя, старушка, подушкой во сне задушу, и мне ничего не будет, потому что я взрослая.
Бедная бабушка испугалась столь странной угрозы и даже не жаловалась отцу.
Тот же самый отец всё так же таскал ей деликатесы. Людмила не возражала, потому что доходы Олега росли, ей хватало и на вещи, и на косметику, и на кафе с подругами.
Какой тебе десятый класс? Хватит учиться, будешь за матерью ухаживать, хлеб свой отрабатывать, говорил Олег.
Слова Василисы о том, что она хочет учиться и получить нормальную профессию, встретили требованием «покинуть дом, если тебе чтото не нравится». И она покинула.
Толькотолько став шестнадцатилетней, она подделала подпись отца, чтобы попасть в колледж. Училась усердно, чтобы никому не пришлось звать «родителей в школу», а её маленькая ложь не раскрылась.
Она вралa, что отец много работает, лечит больную бабушку, мывает ночью полы в крупнейшем торговом центре, чтобы получить прибавку к стипендии. С первой зарплаты впервые в жизни попробовала тот самый шоколад «Аленка», которого раньше не хватало.
После колледжа она построила карьеру. Случайно выбрав бухгалтерию и аналитику, стала выдающимся специалистом, за двадцать лет заработала репутацию и довольно солидный капитал.
Создала семью, родила сына и дочь. Всё успела, как говорили старшие.
Отец же всё время был в её мыслях. Полтора года назад он нашёл её, постарел, осунулся, будто достиг дна жизни. За эти годы он похоронил бабушку, развёлся с Людмилой, лишился жилья, которое по глупости переписал на сына от второго брака. И, как по классике, сын сказал, что ему такой папа не нужен, пришёл к дочери за помощью.
Василиса помогла, но так, чтобы не стать для отца ни хорошей, ни плохой. Найти нужную квартиру ей не составило труда. Молодая женщина честно рассказала, что эту жилплощадь они с братом унаследовали от матери, брат не в адеквате, долю не продаёт, а свою часть тоже не хочет покупать, так что она выставила её «недорого», чтобы хватило на первый взнос.
Мне подходит, беру, радостно сказала Василиса.
Вы уверены? Приличная женщина, как вам с ним будет спросила продавщица.
Я себе беру, успокоила её Василиса. Через неделю она перевёз отца с его скромным имуществом в эти «замечательные» условия, сказав:
Обживайся, теперь это твой дом.
Внутри её охватило мрачное, мстительное удовлетворение, слушая отцовские жалобы и наблюдая, как он бесится от разницы в её отношении к нему и к бабушке.
Эту женщину называли мамой, к ней звонил при первом звонке (что случалось редко в отличие от жуткой бабушки детства, мать мужа не злоупотребляла силами и средствами родственников), выбирал ей дорогие подарки на день рождения и даже отправил её в совместный отпуск за границу на неделю, чтобы отдохнуть.
Я тебя растил, Василиса. Воспитывал, как мог, говорил отец.
Я тебя сейчас содержу, папа, как умею. И так же, как ты меня, ответила она. Вот тебе, папочка, серенькие макароны, которыми ты меня кормил, пока твоя мать в одну каску хамон жарила.
Вот тебе такие же поношенные тряпки, в которые ты меня одевал. Вот тебе «красные» сосиски, сегодня даже две пачки, потому что была акция, и я сразу подумала о тебе, видишь, какая я заботливая дочь?
А у тебя, в отличие от меня, ещё есть пенсия, на которую можешь себе позволить всё, что захочешь.
С ты неблагодарная, вздохнул отец, уныло глядя на пачки сосисок.
Бросать их в лицо Василисе он не спешил, понимая, что если проявит гонор, как в её детстве, останется без копейки и без того уголка, который она, сочетая милость и месть, выделила ему.
Я благодарна, пап, ответила она, возвращаю сторицей, за всё благодарю.
Многие её знакомые считают, что она слишком добра к предателюотцу, что ей следовало просто забыть о нём, пусть даже на улице его «потёрли». Но Василиса не желала смерти отцу; он ведь не бросил её в детдом, а минимум ухаживал. И теперь она так же относится к нему.
Больше ничего не рассчитывать: любовь и забота редкий ресурс, и не всем дано, усвоила она с детства. И теперь эти знания будет применять на практике.
