Он силой вырвал её из прихожей и захлопнул дверь. Алёна, летя по инерции, запнулась и упала на дощатый пол двора. Отряхнув ладони, села на мокрые доски, осторожно прикоснулась к огненнокрасной щеке, опустилась к нижней губе. На пальцах остался багровый след. Это лишь подтвердило её догадку муж снова разбил ей губы, но щека болела сильнее.
В очередной раз Степан не смог удержаться. Такие вспышки гнева были для него привычны.
Алёна вернулась к двери, прислонившись лбом к шершавой древесине, пытаясь отдышаться. За дверью слышались пронзительные всхлипы Людмила и Надежда, дочери Степана. Сердце сжалось от боли, ведь она не хотела их обидеть. Она коснулась языком опухшей, солоноватой губы результат очередного скандала, слепой ревности.
Всё началось с одной глупой улыбки. На собрании в деревне «Красное», начальник колхоза, мужчина под пятьдесят лет, в шляпе, весёлый и покрасневший, пошутил о урожае. Алёна, стоявшая рядом, невольно рассмеялась из вежливости. Это увидела Галина, сестра Степана. Её резкий, как игла, взгляд задержался на Алёне чуть дольше нужного этого хватило. Галина, не раздумывая, донесла всё брату, добавив, вероятно, свои язвительные комментарии. Она знала, на что способен Степан в ярости.
Алёна оттолкнулась от косяка, дрожа, и направилась к завалинке. Села на холодное бревно. Сентябрьский вечер был тёплым, но от земли уже дышала ночная стужа. Колючий ветер пробирался сквозь тонкий платок. Так хотелось к печке, к детям Но идти куда? К семье Степана? Галина первой бы встретила её на пороге с едким словом. Мамы уже не было год, родные исчезли. Сердце сжалось ещё туже, от этой мысли по щекам потекли горячие, горькие слёзы. Как же не хватало маминого запаха сушёных яблок, её тихих ласковых слов, способных унять любую боль. А теперь унять её боль было некому.
Как так? думала она, глядя на набирающие силу сумерки. Чем я провинилась, что сижу у запертой двери, словно бездомный пес, и не вижу ни выхода, ни света?
Ведь всего семь лет назад Семь лет. Закрыв глаза, сквозь солёную влагу слёз возник образ, где она была счастлива: любимый муж, обе семьи готовились к свадьбе.
***
Воздух был густой и сладкий, пахло скошенной травой, вечер обещал теплоту. Они шли рядом Алёна и Иван, который её безумно любил.
Завтра, тихо прошептала Алёна, глядя в сторону заката. Не могу поверить.
Иван крепче сжал её ладонь. Его большая, тёплая рука полностью охватила её тонкие пальцы.
Я верю, сказал он. С того дня, когда ты, споря, залезла на рябину за мячом и боялась спуститься. Помнишь?
Алёна рассмеялась.
Помню. Ты стоял внизу и крикнул: «Прыгай, я поймаю». И поймал.
Их любовь была с большой буквы, все в деревне знали. Но в начале пути стояла Галина Замятина, сестра будущего мужа Алёны. Иван нравился и ей, а с его озорными глазами и упрямым чубом трудно было не влюбиться. Галина, греясь от зависти, делала всё, чтобы они разошлись: шептала гадости, говаривала, что Алёна «не пара» Ивану, что их семья бедна. Привлекала других девушек, отговаривала их от общения с Алёной, называла её «недотрогой» и «выскочкой».
Но эти клеветнические слова скользили мимо Алёны, как по стеклу, оставляя её поверхность чистой. Галина яростно завидовала, её сердце отравляло ядом. Иван относился к сплетням с насмешкой.
Не ангел я, отмахивался он, когда ктото пытался его задеть. А Алёна особенная. Не пытайтесь меня обмануть.
Их отношения, несмотря на молву, оставались невинными: прогулки к дому, разговоры у калитки, редкие, робкие поцелуи в щёку. Всё изменилось за месяц до свадьбы. Иван будто изменился.
Раньше, проводя её до калитки, он лёгким шагом уходил, несколько раз махая рукой. Теперь он держал её так крепко, будто хотел поглотить, и не отпускал.
Иван, что с тобой? спросила Алёна, чувствуя напряжённые его мышцы.
Не знаю, пролепетал он, уткнувшись в её волосы. Если отпущу, кажется, больше не увижу тебя. Сердце щемит.
Глупости, шептала она, гладя его по стриженой голове. Мы всегда вместе. Завтра увидимся.
Завтра вздохнул он, и в этом вздохе прозвучала непонятная ей тоска.
Позже, когда всё случилось, мать Алёны, вздыхая, говорила: «Он предчувствовал, доченька. Молодым сердцем знал, что скоро разлука».
В ту ночь, за день до торжества, он не сдержался.
Иван, подожди хотя бы одну ночь мягко просила Алёна. Но страсть захватила Иванa, и Алёна таяла от его губ и прикосновений. Они полулежали под огромной ивой, её ветви скрывали их от посторонних глаз. Никакие прохожие по темной улице не мешали им. Шёпот Ивана был горячим и прерывистым, руки дрожали, задирая подол её платья.
Не важно, я не могу ждать дольше. Завтра ты всё равно станешь моей женой. Моя женой!
Алёна не сопротивлялась она сама хотела того же. Ночное небо, усыпанное звёздами, плавало перед её глазами. Алёна стала женщиной под сенью ивы, в густой тени, пахнущей землёй и разнотравьем.
После, вытерев влажные от слёз щеки, Иван, счастливый и умиротворённый, пошёл домой. По дороге, переполненный эмоциями, он решил искупаться в реке. Что случилось в темноте, никто так и не узнал. Его нашли уже на следующий день, когда была запланирована свадьба тело привязано к другому берегу.
***
Горе обрушилось на Алёну как буря. Она иссохла, стала тенью самой себя. Целыми днями сидела у окна, в которое Иван когдато бросал маленькие камешки, теребя в руках свадебное платье белое шифоновое с кружевными рукавами, которое сама вышивала зимними вечерами. Тонкие пальцы, словно восковые, безостановочно перебирали кружева, будто в этом ритме можно найти ответ.
За что? шёпотом вырывался её голос, едва слышный, как шёпот занавески. За что?
Мать, наблюдая, тихо плакала, вытирая слёзы краем фартука. Она боялась, что дочь сломается, как сухая ветка, и уйдёт за Иваном.
В тот момент, когда в доме поселилось безмолвное отчаяние, на пороге появилась Галина. Та самая, опухшая от слёз, в простом ситцевом платье, её обычно дерзкие глаза теперь полны раскаяния.
Алёна Алёнка бросилась к ней, упав на колени и обвивая её худые ноги. Прости меня! Ради Бога, прости за все мои гадкие слова! Ивана уже нет и нам ничего не остаётся. Давай дружить? Как в детстве?
Алёна сидела, как кукла. Мать, прислонившись к дверному косяку, смотрела тревожно. Не верилось, что человек может измениться в миг, будто сбросив старую кожу. Но Алёна вдруг шевельнулась. Тихий, прерывистый вздох вырвался из её груди, а потом хлынули горькие, исцеляющие слёзы. Она обняла Галину, прижалась к её плечу и плакала, выплакивая всю свою боль.
Ну ладно, тихо вздохнула мать. Пусть, может, Галя и поможет. Иначе в одиночестве останемся.
Так началась странная, необъяснимая дружба. Галина не отлипала от Алёны, ночевала у них, они сидели рядом, шептались без конца. Галя стала щитом Алёны, её единственным якорем в море горя.
Потом появился Степан, двоюродный брат Галины. Высокий, спокойный, с серьёзными глазами. Он стал ухаживать за Алёной, даря цветы полевые и гостинцы из города. Сначала она отвергалась, уходила в себя.
Я не могу, Галя. Это предательство.
Какое предательство? настаивала подруга, гладя её по волосам. Жизнь продолжается, Алёна. Иван бы не хотел видеть тебя такой. Степан хороший, надёжный человек. Он тебя полюбит, я знаю.
Под влиянием Галины Алёна сдалась, согласилась выйти за него замуж. Свадьба была тихой, скромной, без лишних глаз.
Через девять месяцев после смерти Ивана в деревне пошли сплетни, сначала тихие, потом как полноводная река. Алёну осуждали, показывали пальцами, шептали:
«Траур не выдержала! Совсем зазналась!»
«А может, она была неверна? Что случилось в реке»
«Честь свою не сберегла, опозорила семью».
Самое ужасное оказалось позже: из разговоров они узнали, что источник всей клеветы сама Галина, её ядовитая зависть. На посиделках у колодца она вздыхала: «Бедная моя Алёнка, я её как сестру люблю, но правду не скрыть». Ее злобные слова, поданными как секрет, разожгли сплетни.
Идиллия, которую Алёна так старательно строила, рассыпалась быстрее свадебного торта. Степан оказался вовсе не тем тихим, надёжным мужем. Всё началось с фразы, сказанной им после первой ночи:
«Да ты порочная», прошипел он, глядя на неё с ненавистью.
Алёна замерла от ужаса. В этом слове «порочная» было столько презрения, что дыхание отняло. Прежний ласковый ухажёр исчез, заменён на грубого, вечно нахмуренного человека. Дом наполнился сквернословием, упрёками. Но самым невыносимым стала его ревность слепая, безграничная. Он ревновал к продавцу, к почтальону, даже к старому Никите, который в восемьдесят уже едва ходил.
«Опять старичку глазки моргаешь?» рычал Степан, врываясь в дом и хлопая дверью. «Я всё вижу!»
Алёна почти сразу забеременела. На свет вышла девочка, но Степан мечтал о сыне. Когда родилась девочка, он крикнул:
«Опять девчонка? Мне нужен сын!»
Он стал обвинять её в том, что ребёнок не его, бросая обиды и удары. На людях он молчал, изображая образцового семьянина, но дома превращался в тиран. Дети, слыша его шаги, прятались в угол, не шевелясь.
Алёна собрала волю в кулак, но мать упала с приступом, и Алёна осталась за детьми и больной старой матерью. Когда мать умерла, у Алёны не осталось поддержки. Оставшиеся лишь две маленькие девочки Людмила и Надежда смотрели на неё испуганными глазами.
Степан придумал новую «моду» выгонять Алёну из дома ночью. Он бросал её в сени, запирал дверь и, прежде чем уйти, наносил по лицу.
«Иди к старому Никите греться!» крикал он из-за двери.
Он знал, что без детей она не уйдёт далеко. Алёна садилась на холодные ступеньки, обнимала колени и плакала, глядя в беззвёздную ночь. За дверью слышался плач детей. Она стирала слёзы, стучала в дверь, чтобы её впустили.
Ночь прошла, и Алёна, из женщины, измученной страданиями, превратилась в сталь. С первыми курами, когда ночь отступала, она встала, ноги дрожали, тело болело, но в глазах пылал новый огонь.
Утром открыть дверь. На пороге стоял Степан, усталый, с тяжёлым взглядом.
Что встала, как столб? Иди завтрак готовить, бросил он, отвернувшись к столу.
Алёна вошла молча, не взглянула на него, не произнёс ни слова. Её спокойствие было пугающе ровным. Она знала, что сегодня он уйдёт на поле и вернётся лишь к ночи.
Как только за Степаном захлопнулась калитка, в доме закипела работа. Но это была не привычная суета. Алёна быстро, безмолвно, с предельной концентрацией вытащила из тайника под полом старый саквояж, сложив в него самое необходимое: небольшие сбережения, зашитые в пояс, смену белья, несколько игрушек и фотографии матери. Одеты дочки, укутаны в тёплые вещи, хотя на улице было не слишком холодно.
Мама, куда мы? спросила старшая Людмила, испуганно.
В новую жизнь, дочка, ответила Алёна, твердо. Тише.
Они вышли через заутренний сад, обходя покосившиеся заСквозь темные поля судьбы Алёна держала в руках лишь надежду, что однажды её дочери найдут мир и домашний уют, где больше не будет места для боли и страха.
