Он силой вырвал её изза порога, захлопнул тяжёлую деревянную дверь. Алёна, отлетев по инерции, споткнулась и упала на плоские доски в дворе. Отряхнув руки, она опёрлась на мокрые доски, осторожно провела пальцами по обожжённой щеке, спустилась к нижней губе. На пальцах остался багрянокрасный след привычный след от разбитой губы. Это лишь подтвердило её подозрение: муж опять её избил. Щёка болела сильнее.
В очередной раз Степан не смог удержать себя такие вспышки гнева были у него часты. Алёна вернулась к дверному косяку, прижалась лбом к шершавой древесине, пытаясь поймать дыхание. За стеной доносились пронзительные всхлипы плач их дочерей, Валентины и Аглаи, дочерей Степана. Сердце сжалось от боли, ведь ей не хотелось видеть их страдания. Она прижала к губе, ещё влажной от слёз, распухшую, солоноватую от ветра.
Всё началось с одной глупой улыбки. На собрании сельсовета начальник, пятидесятилетний, задорный, раскрасневшийся от смеха, пошутил о урожае. Алёна, стоя рядом, невольно рассмеялась просто из вежливости. Это заметила Галя, сестра Степана. Её взгляд, колкий как игла, задержался на Алёне чуть дольше, чем следовало. Этого хватило. Галя, не медля, донесла всё брату, добавив, наверное, чтото своё. Она всегда так делала, зная, на что способен Степан в ярости.
Алёна оттолкнулась от косяка, дрожа, и направилась к завалинке, села на холодный бревно. Сентябрьский вечер был тёплым, но от земли уже пахло ночной стужей. Колючий ветер пробирался сквозь тонкую шапку. Как хотелось согреться у печки, к детям Но куда идти? К родне Степана? Галя первой бы встретила её на пороге с едким словом. Родных уже не осталось. Мать умерла год назад. Слёзы, горькие и горячие, пробежали по её щекам. Не хватало маминого запаха сухих яблок, её тёплых слов, способных унять любую боль. А теперь её утешить некому.
Как же так? думала Алёна, глядя в набирающие силу сумерки. Чем я виновата, что сидеть у запертой двери, как брошенный пес, и не видеть выхода?
Всего семь лет назад Семь лет. Она закрыла глаза, и сквозь солёную влагу слёз всплыл образ счастливой жизни: любимый мужчина, обе семьи готовились к свадьбе.
***
Воздух был густой, сладковатый от скошенной травы и надвигающегося вечера. Алёна шла рядом с Иваном, который её безумно любил.
Завтра, тихо прошептала она, глядя в сторону заката. Не верю себе.
Иван крепче сжал её руку. Его большая, теплая ладонь охватила её тонкие пальцы.
Я тоже верю, отвечал он. С того дня, когда ты, споря, залезла на рябину за мячом и боялась спуститься. Помнишь?
Алёна рассмеялась.
Помню. Ты стоял внизу и крикнул: «Прыгай, я поймаю». И поймал.
Их любовь была с большой буквы. Всё село знало об этом, но путь был тернист. В самом начале стояла Галя Замятина, сестра Ивана. Иван нравился и ей, и в деревне не было равных его озорным глазам и упрямому чубу. Галя, охваченная завистью, делала всё, чтобы они разлучились: шептала клевету, подгоняла девчат, не пускала Алёну в компании, звала её «недотрогой» и «выскочкой».
Но слова не прикасались к ней, как к стеклу они скользили, оставляя поверхность чистой. Галя лишь злилась ещё сильнее, её желудок отравлял её изнутри. Иван же относился к сплетням со смехом.
Я не ангел, отмахивался он, когда ктото пытался его задеть. А Алёна другая. Не пытайтесь меня обмануть.
Их отношения, несмотря на молву, оставались чистыми: прогулки к дому, разговоры у калитки, робкие поцелуи в щёку. Всё изменилось за месяц до свадьбы. Иван будто изменился.
Раньше, проводя её до калитки, он уходил с лёгким сердцем, махая рукой. Теперь же он обнимал её так крепко, что казалось, хочет поглотить её целиком, и не отпускал.
Ваня, что с тобой? спросила Алёна, чувствуя напряжённые мышцы.
Не знаю, прошептал он, уткнувшись лицом в её волосы. Если отпущу, будто больше не увижу. Сердце щемит.
Глупости, шептала она, гладя его по стриженой голове. Мы же всегда вместе. Завтра увидимся.
Завтра он вздыхал, в этом вздохе звучала тоска.
Позже, когда всё случилось, мать Ивана, вздыхая, говорила: «Он предчувствовал, доченька. Молодым сердцем знал, что разлука будет».
Вечером перед торжеством он не сдержался.
Ваня, потерпи одну ночь мягко просила её Алёна. Но страсть овладела им, и Алёна таяла от его губ и прикосновений. Они полулежали под огромной ивой, её ветви скрывали их от посторонних глаз. Шёпот был жарким, а руки дрожали, поднимая подол её платья.
Не могу ждать больше, прошептал он. Завтра ты всё равно станешь моей женой.
Алёна не сопротивлялась сама хотела того же. Ночное небо, усыпанное звёздами, плавало перед глазами. Она стала женщиной под сенью ивы, в густой тени, пахнущей землёй и полевыми цветами.
Позже, вытерев слёзы с щёк, Иван, счастливый и умиротворённый, пошёл домой, а потом, переполненный странными эмоциями, решил искупаться в реке. Что случилось в тёмных водах, никто так и не узнал. Его тело нашли на берегу на следующий день, когда должна была начаться свадьба.
***
Горе обрушилось на Алёну, превратив её в тень самой себя. Дни она сидела у окна, в которое Иван когдато бросал мелкие камешки, теребя в руках свадебное платье белый шифон с кружевными рукавами, которое сама вышивала холодными зимними вечерами. Тонкие пальцы, будто восковые, безотрывно перебирали кружева, в надежде найти ответ.
За что? шёпотом слышался её голос, едва слышный, как шуршание занавеса. За что?
Мать, крадучись, вытирала слёзы краем фартука, боясь, что дочь сломается, как сухая ветка, и уйдёт за Иваном. Когда в доме поселилось безмолвное отчаяние, на пороге появилась Галя. Слёзы разбежались по её лицу, она в простом ситцевом платье, глаза полны раскаяния.
Алёна Алёнка бросилась к ней, упала на колени, обхватив её худые ноги. Прости меня! Ради Бога, прости все мои гадкие слова! Ивана больше нет и нам нечего делить. Давай дружить? Как в детстве?
Алёна сидела, как кукла. Мать, прислонившись к дверному косяку, наблюдала с тревогой. Ей было нелегко поверить, что человек может измениться в миг. Но Алёна вдруг вздохнула, и из груди вырвался тихий, прерывистый вздох, а слёзы хлынули не беззвучные, а горькие, исцеляющие, громкие. Она обняла Галю, прижалась к её плечу и плакала, выплакивая всю свою боль.
Ну ладно, тихо вздохнула мать. Может, Галка и поможет. А то не прошу, сгинет и с ним.
Так началась странная, непонятная многим дружба. Галя не отлипала от Алёны. Ночевала у них, дни проводила рядом, шепталась о всём. Казалось, стала щитом, единственным якорем в море горя.
Потом появился Степан, двоюродный брат Гали высокий, спокойный, с серьёзными глазами. Стал ухаживать за Алёной, дарил полевые цветы, привозил угощения из города. Сначала она отталкивала его, уходя в себя.
Я не могу, Галя. Это предательство.
Какое предательство? отговаривала подруга, гладя её волосы. Жизнь продолжается, Алёна. Иван бы не хотел видеть тебя такой. Степан хороший, надёжный человек. Он тебя полюбит, я уверена.
Услышав эти слова, Алёна сдалась, согласилась выйти за него. Свадьба была тихой, скромной, без лишних глаз.
Через девять месяцев после исчезновения Ивана по селу пошли сплетни. Сначала тихий ручей, потом полноводная грязная река. Алёну осуждали, показывали пальцами, шептались за спиной:
«Траур не выдержала! Совсем зазнала!»
«А может, она и была неверна? Что случилось в реке»
«Честь свою не сберегла, опозорила семью».
Слова были остры, как серпы. Но самое страшное было дальше. Алёна и мать узнали от случайных слухов, что источник всей грязи уста самой Гали. На посиделках у колодца она вздыхала и говорила соседкам:
«Бедная Алёнка, я её как сестру люблю, но правду нельзя скрыть Иван не успел, а Степан уже торопится жениться Может, Степка её честь хотел уберечь, ведь Алёна уже порочна»
Эти слова, как ядовитый яд, превратили дружбу в месть. Идиллия, которую Алёна строила, рассыпалась быстрее, чем свадебный торт. Степан оказался не тем тихим, надёжным прибежищем. Всё началось с фразы, сказанной им после первой ночи:
Ты порчена, прошипел он, глядя на неё с ненавистью. Я не верил злым языкам. Теперь понятно, почему ты так быстро согласилась стать моей женой.
Алёна замерла от ужаса. Слово «порчена» было полным презрения, пронзило её сердце, как ледяной осколок. Ласковый ухажер исчез, заменив место на грубого, сердитого человека с вечно нахмуренным лицом. В доме нависла тяжёлая пелена ругани и упрёков. Самой невыносимой стала его слепая, абсурдная ревность.
Он ревновал её к каждому: к продавцу, который, как ему казалось, посмотрел слишком долго; к почтальону, принесшему письмо; даже к соседу, деду Никите, которому уже за восемьдесят. Старик выходил погреться на солнце, а Алёна вежливо здорова́лась этого хватало.
Опять старикам глазки строишь? рычал Степан, входя в дом и захлопывая дверь. Я всё вижу!
Алёна забеременела почти сразу. На свет появилась девочка. Степан, мечтая о сыне, осуждал ребёнка:
Дура бракованная, пробурчал он, глядя на младенца.
Жизнь превратилась в ад. Алёна, сердце которой всё ещё рвалось от утраты первого счастья, тайком собирала небольшие сбережения, пряча их в подштанники. Она решила бежать, оставить деревню. Но в разгаре подготовки узнала, что снова ждёт ребёнка. Радость обернулась ледяным ужасом. Она пришла к матери в слёзы:
Мама, я не могу больше. Я уйду от него.
Куда пойдёшь с ребёнком? вопила мать, обнимая её. Одна пропадёшь! Мужики все уходят, а теперь будет сын.
Алёна поддалась, родила Нину, крошечную девочку с тёмными глазамивиноградками. Степан, увидев её, разгневался:
Опять девка? пробурчал он. Мне нужен сын!
Он стал обвинять её в том, что ребёнок «не его», кричал, брызгая слюной, и бил Алёну. При чужих людях он молчал, изображая образцового мужа, но дома превращался в чудовищного тирана. Дочки, слыша его шаги, прятались в угол и не шевелились.
Алёна вновь собрала волю. Когда она лишь коснулась матери, та упала с резким приступом. Старая, с больным сердцем, уже не могла встать, и Алёне пришлось остаться, ухаживая и за дочками, и за больной матерью.
Когда мать умерла, у Алёны полностью опустились руки. Раньше был ктото, кому можно было рассказать обиды, сейчас остались лишь она и две маленькие девочки, испуганные, беззащитные.
Степан ввёл новую «моду» выгонять её из дома ночью. Он мог поднять её с постели, бросить в прихожую, закрыть дверь на замок и перед этим ударить её по лицу.
Иди к деду Никите греться! кричал он из-за двери.
Он знал, что без детей, оставленных в доме, она не уйдёт далеко. Алёна сидела на холодных ступеньках, обнимала колени, плакала, глядя в беззвёздное, чёрное небо. За дверью слышался плач детей. Она, закусывая губы, стирала слёзы и стучала в дверь, прося впустить её обратно. Ставка была высока.
Ночь прошла, и Алёна превратилась в сталь. Отчаяние сгорело, оставив холодную, ясную решимость. Первым кС рассветом Алёна, держась за руки дочерей, покинула мрачный дом, навсегда оставив позади тень прошлых страданий.
