Лампа, что едва не разлучила нас
— Света, Ваня, кто разбил мою лампу? Это же память о Валентине! — Антонина Петровна ударила ладонью по дубовому столу в гостиной старого дома Волковых. Пыль поднялась с потертой скатерти, расшитой васильками. Дом, построенный ещё в пятидесятых, пах воском, лавандой, только что сваренными щами и легкой сыростью из подполья. Антикварная лампа с медным основанием в виде дубовых листьев и абажуром цвета малахита, которую Антонина берегла как последнюю память о покойном муже Валентине, лежала на полу. Абажур смялся, ножка треснула, а провода торчали наружу. Седые волосы хозяйки были собраны в тугой узел, клетчатый халат колыхался, а очки в стальной оправе запотели от гнева.
Светлана, внучка пятнадцати лет, вскочила с продавленного дивана. Её русые волосы растрепались, а футболка с медвежатами задралась, обнажая пояс джинсов.
— Бабуля, это не я! — крикнула она, ткнув пальцем в брата. — Это Ванька, он вечно всё роняет! Вчера с мячом носился!
Ваня, двенадцатилетний мальчишка в мятом свитере, отложил планшет. Его вихры торчали, а глаза округлились от возмущения.
— Я?! Светка, да ты врешь! — вскрикнул он. — Баб, честное пионерское, я её не трогал! Это она вчера тут танцевала, как сумасшедшая!
Алексей, сын Антонины, вошёл в комнату. Его комбинезон, пропахший бензином, болтался на плечах. Под глазами синели тени от ночных смен.
— Мам, ну что ты как на плацу? — проворчал он, бросая куртку на вешалку. — Да ладно тебе, старая лампа… Ну разбилась и разбилась!
Ольга, его жена, расставляла тарелки на столе. Лёгкие морщинки у глаз выдавали усталость.
— Лёша, не говори так, — тихо сказала она. — Это же мамина память. Дети, признавайтесь, кто разбил?
Лампа на полу стала не просто вещью — символом, вокруг которого кипели обиды.
К вечеру спор разгорелся снова. Гостиная, освещённая тусклой люстрой, гудела от криков. Антонина штопала носок, Алексей пил чай из кружки с надписью «Лучшему слесарю», Ольга мыла посуду. Света листала учебник, а Ваня строил башню из кубиков.
— Света, я же видела, как ты вчера крутилась тут! — упрекнула бабушка.
— Да не трогала я её! — швырнула учебник внучка. — Ванька с мячом носился, я слышала!
— Врёшь! — взвился брат.
— Хватит! — рявкнул Алексей. — Я на заводе вкалываю, а вы тут из-за хлама орёте!
Ольга резко обернулась:
— Не хлам это! Память о Валентине!
Антонина встала, игла уколола палец.
— Мы под этой лампой письма читали, когда он с войны вернулся! А вы… будто я вам мешаю!
Света вскочила, глаза налились слезами:
— Всё, я ухожу! — Хлопнула дверью.
Ваня кинулся к окну:
— Баб, я её найду!
Алексей схватил куртку:
— Чёрт… Мам, прости. Пойду за ней.
Антонина опустилась в кресло:
— Найди её… Я перегнула.
На следующий день Ольга искала дочь по всему району. Тётя Катя, соседка, подсказала:
— Видела её у пруда, плакала.
Ване удалось уговорить сестру вернуться. Тем временем Алексей поговорил с матерью.
— Мам, прости… Я не хотел…
— Эта лампа — наша с Валей жизнь, — прошептала Антонина.
Ваня, роясь в подвале, нашёл старый дневник деда. На первой странице:
*«Для Тонюшки, моей берёзки. Лампа — наш свет. Пусть греет детей».*
Он принёс его в дом. Антонина заплакала, читая вслух.
— Давайте починим лампу, — предложила Света.
Алексей достал инструменты, Ольга сшила новый абажур. Работали вместе, рассказывая истории о Валентине.
Через месяц семья собиралась под лампой, которая снова светила мягким светом. Антонина смотрела на них и улыбалась:
— Валя бы вами гордился.
— И мы им, — обняла её Света.
Лампа перестала быть причиной ссор. Она стала их общим светом — памятью о том, что крепче всего в этом мире.
