Серая мышка
Алевтина выглянула в окно. На детской площадке возились малыши, а их мамы, стоя рядом, переговаривались, изредка поглядывая на детей. Лавочка у подъезда была припорошена свежим снегом.
Быстро накинув чёрные сапоги, тёмно-коричневое пальто и вязаную шапку под цвет, она взяла кожаную сумку и вышла. Задержалась на секунду, прислушиваясь, не идёт ли кто по лестнице, затем щёлкнула замком и спустилась вниз.
Со стороны её можно было принять за пожилую женщину. Лишь вблизи становилось ясно — ей едва ли за пятьдесят. Лицо невыразительное: узкие глаза, тонкие губы. Взглянешь — и тут же забудешь.
Она поселилась в этом доме лет двадцать назад. Не общалась ни с кем, избегала соседей. Сначала, по обычаю, заходили — то соль попросить, то спички. Алевтина приоткрывала дверь на цепочке, бормотала, что ничего нет, и тут же захлопывала. Вскоре к ней и вовсе перестали стучаться.
Гостей у неё не бывало. Казалось, она одна на всём белом свете, оттого такая замкнутая и недоверчивая.
Родные у неё были — в глубинке жила младшая сестра с семьёй. Но Алевтина не поддерживала с ней связь. Может, потому, что вся красота досталась сестре. Кто знает?
Чужие редко переступали порог её квартиры. Разве что сантехник заглядывал или инспектор из газовой службы. Она всегда требовала удостоверение, подолгу изучала его, а порой и звонила в контору, чтобы удостовериться.
Вреда никому не причиняла. Не грубила, не сплетничала, да и слов лишних не тратила. Кивнёт — и дальше идёт, опустив глаза.
За глаза её звали «синим чулком», серой мышкой или старой девой. Работала всю жизнь бухгалтером в одной конторе. Сидела с каменным лицом, но дела вела чётко, за что начальство её уважало. Носила тёмные платья, а волосы — всегда гладко зачёсанные в тугой пучок.
В тридцать лет ей захотелось ребёнка. Тогда-то в её жизни и появился единственный мужчина — водитель Виктор. Захаживал иногда. Она покупала ему рубашки, которые он оставлял у неё. Был женат.
То ли жена прознала про его шашни, то ли кто-то из коллег «донёс», но через пару месяцев Виктор внезапно уволился и пропал. А Алевтина так и не забеременела. Это была её единственная любовь.
Она быстро успокоилась — решила, что так даже лучше. Одной растить ребёнка тяжело, да и кто знает, каким он вырастет. А девочку она и вовсе не хотела. Зачем плодить такую же некрасивую и одинокую душу, как она сама?
Как-то в магазине она набрала полный пакет продуктов. К ней подошёл мужчина, предложил донести.
«Сама справлюсь», — бросила она, взглянув так, что он тут же отступил.
«Ещё чего, поможет… А потом ограбит или по голове стукнет. Не на такую напал», — думала она по дороге домой.
Обмануть её было невозможно. Считала в уме мгновенно, будто калькулятор в голове. Кассирша пробивала чек — а она уже знала, насколько та её обманула. Не кричала, не ругалась — просто смотрела ледяным взглядом. Кассирша, смутившись, пересчитывала и возвращала сдачу.
В одну из суббот перед Новым годом раздался робкий звонок. Алевтина выждала, прислушалась. Звонок повторился. Подошла к двери, глянула в глазок. Показалось — на площадке стоит её сестра.
«Кто?» — спросила она, и сердце неожиданно ёкнуло.
«Тётя Аля, это я, Надя, ваша племянница», — донёсся приглушённый голос.
«Племянница? Чего тебе?» — недоверчиво переспросила она.
«Как она меня нашла? И зачем?» — мелькнуло в голове. Потом вспомнила — давно ездила к сестре хвастаться новой квартирой. Видимо, тогда и дала адрес. На всякий случай. С тех пор родные не беспокоили. О племяннице она даже не подозревала. Значит, сестра вышла замуж, родила… От этой мысли губы Алевтины скривились.
Больше она туда не ездила. Нечем было хвастаться.
«Тётя Аля, мне нужно с вами поговорить, откройте», — снова попросила девушка.
То ли дрожь в голосе, то ли любопытство взяли верх — Алевтина нарушила своё правило и открыла дверь.
«Ну и зачем приехала?» — спросила она с порога.
При этом разглядывала девушку — вылитая сестра в молодости. Чуть выше ростом, с миловидным лицом и такими же серыми глазами, но не холодными, а ясными. Из-под шапки выбивались тёмные кудри.
Девушка ждала приглашения войти. Не дождавшись, заговорила быстро, боялась, что дверь захлопнется.
«Тётя Аля, мне не к кому больше обратиться. Мой сын болен… Врачи сказали, нужна срочная операция». — Она замолчала, ожидая ответа, но Алевтина молчала.
«Нужны деньги. Я везде просила, но сумма большая… Мама сказала, только вы можете помочь. Вот я и приехала». Голос её дрогнул. «Вы бы видели его…» — она закрыла лицо руками и заплакала.
Что-то дрогнуло в душе Алевтины. Представила себя на месте этой девушки — её сын болен, она умоляет о помощи… Сердце сжалось от жалости — и к себе, и к плачущей племяннице, и к мальчику, о котором она даже не знала.
«Заходи», — сказала Алевтина, пропуская её в прихожую и бросая взгляд на мокрые сапоги.
«Подожди». — Она скрылась в глубине квартиры.
Раздеваться племянница не решилась, так и стояла в пальто. Заглянула в комнату — такая обстановка ей снилась разве что в кино: светлая, дорогая, всё идеально. Страшно было дышать, не то что двигаться.
«Мама говорила, тётя Аля странная… Вряд ли поможет», — с тоИ когда через год в её дверь постучались снова, Алевтина, не колеблясь, открыла — на пороге стоял маленький мальчик с голубыми глазами, крепко сжимавший бабушкину потёртую фотографию.
