Любовь не должна быть условной. Но для моей сестры это было именно так. Без тени раскаяния она отдала свою приёмную дочь, как только родила сына. Когда я попыталась понять эту жестокость, она только пожала плечами: «Всё равно она мне не родная». Но карма уже стояла у её дверей.
Бывают моменты, которые раскалывают тебя, выворачивают душу и оставляют без воздуха. Для меня такими стали простые слова, сказанные моей сестрой о четырёхлетней девочке: «Я её вернула».
Мы не виделись с сестрой Катей несколько месяцев. Она жила в другом городе, и мы не мешали ей готовиться к родам. Но когда у неё родился сын, вся семья собралась навестить их. Я нагрузила машину подарками и мягким мишкой для Лизы, моей крестницы.
Когда мы подъехали к её дому в пригороде, я сразу заметила перемены: исчезла пластиковая горка, на которой Лиза любила играть, не было и подсолнухов, которые мы вместе посадили прошлым летом.
Дверь открыла Катя, держа на руках завёрнутого в одеяло младенца. «Знакомьтесь, это Степа!» — объявила она, поворачивая его к нам.
Все умилялись, мама сразу потянулась взять его, а папа начал фотографировать. Я огляделась — в гостиной не осталось ни одного следа Лизы: ни фотографий, ни игрушек, ни детских рисунков.
«А где Лиза?» — спросила я, всё ещё сжимая её подарок.
При этом имени лицо Кати застыло. Она переглянулась с мужем Сергеем, и тот вдруг увлёкся настройкой батареи.
«Ах да… Я её вернула», — равнодушно бросила она.
«Что значит — *вернула*?» — я надеялась, что ослышалась.
Мама перестала укачивать Степу, папа опустил камеру. Тишина сдавила меня, как бетон, застывающий вокруг ног.
«Ну, ты же знаешь, я всегда хотела сына, — вздохнула Катя, будто объясняла очевидное. — Теперь у меня есть Степа. Зачем мне дочь? Да и Лиза же приёмная — она мне больше не нужна».
«Ты *вернула* её?! — я выпустила подарок, и коробка грохнулась на пол. — Она же не вещь, которую можно сдать обратно!»
Катя закатила глаза. «Успокойся, Аня. Она мне всё равно не родная. Была лишь… временным вариантом».
Это слово ударило, как пощёчина. *Временный*? Будто Лиза — просто заполнитель места, пока не появилось «настоящее» дитя.
«Лиза два года называла тебя мамой!»
«Ну, теперь она найдёт другую».
«Как ты вообще *можешь* так говорить?!»
«Ты преувеличиваешь, — огрызнулась Катя. — Я поступила правильно».
Я вспомнила, как Катя читала Лизе сказки, заплетала ей косички, всем рассказывала, что это её дочь. Сколько раз она повторяла: «Родство — это не кровь, а любовь».
«Что изменилось? — спросила я. — Ты боролась за неё, заполняла горы бумаг, плакала, когда усыновление утвердили».
«Тогда всё было иначе, — отмахнулась она. — Теперь у меня *родной* ребёнок».
«И что, Лиза теперь ненастоящая?»
«Брось, — Катя нервно покачала Степу. — Я любила Лизу, но Степа важнее. Он требует всего моего внимания. Лиза найдёт новых родителей».
Во мне что-то сломалось. Лиза была не только Катиной дочерью — она была *моей* тоже. Я — её крёстная. Я качала её ночами, утешала, когда она плакала.
Я мечтала о ребёнке, но жизнь оказалась жестокой. Выкидыш за выкидышем — и с каждым в душе оставалось пустое место, которое Лиза заполняла своим смехом, своими маленькими ручками, тян— своими вопросами «Тётя Аня, а мы сегодня будем печь пирожки?», и теперь Катя просто выбросила её, как ненужную вещь.
