Любовь не должна быть условной. Но для моей сестры она была. Без тени сожаления она отказалась от приёмной дочери, родив собственного сына. Когда я попыталась понять её жестокость, она лишь пожала плечами: «Она всё равно не была мне родной». Но карма уже стучалась в её дверь.
Бывают моменты, которые разбивают тебя на части, оставляя без воздуха. Для меня таким стали простые слова сестры о её четырёхлетней приёмной дочке: «Я вернула её обратно».
Мы не виделись с сестрой Ольгой несколько месяцев. Она жила в другом городе, и из-за беременности мы дали ей покой. Но когда она родила мальчика, вся семья решила навестить её. Мы хотели порадоваться за них.
Я загрузила машину тщательно упакованными подарками и плюшевым мишкой для Лизы — моей крестницы.
Подъезжая к дому Ольги в пригороде, я заметила, что двор изменился. Пластиковая горка, которую обожала Лиза, исчезла. Как и её маленький садик с подсолнухами, посаженный прошлым летом.
Дверь открыла Ольга, качая на руках завёрнутого в одеяло малыша. «Знакомьтесь, это Илюша!» — объявила она, поворачивая ребёнка к нам.
Все умилились. Мама сразу потянулась к нему, а папа начал фотографировать. Я оглядела гостиную — ни одной фотографии Лизы на стенах, ни игрушек, ни детских рисунков.
«А где Лиза?» — спросила я, всё ещё держа её подарок.
Как только я произнесла её имя, лицо Ольги застыло. Она переглянулась с мужем Сергеем, который внезапно увлёкся настройкой термостата.
Потом, без тени стыда, она сказала: «А, я вернула её».
«Как „вернула“?» — переспросила я, надеясь, что ослышалась.
Мама перестала качать Илюшу, папа опустил фотоаппарат. Тишина стала тяжёлой, как бетон.
«Ну, ты же знаешь, я всегда хотела сына, — вздохнула Ольга, будто объясняла очевидное. — Теперь у меня есть Илюша. Зачем мне дочь? Да и Лиза ведь приёмная. Она мне больше не нужна».
«Ты ВЕРНУЛА её?!» — закричала я, роняя подарок. «Она же не вещь, которую сдают обратно! Она ребёнок!»
Ольга закатила глаза. «Успокойся, Настя. Она всё равно не была мне родной. Временный вариант».
Это слово ударило, как пощёчина. Временная? Будто Лиза была лишь заполнением пустоты, пока не появилось «настоящее».
«ВРЕМЕННАЯ?!» — мои слова прозвучали громко. «Она два года звала тебя „мама“!»
«Ну и что? Теперь найдёт другую».
«Как ты можешь так говорить?!»
«Ты всё преувеличиваешь, — огрызнулась Ольга. — Я сделала, как лучше для всех».
Я вспомнила, как Ольга читала Лизе сказки, заплетала ей косички, рассказывала всем, что это её дочь. Сколько раз она повторяла: «Семья — это не кровь, а любовь».
«Что изменилось?» — спросила я. «Ты боролась за неё, оформляла документы, плакала, когда усыновление утвердили».
«Тогда было другое время, — отмахнулась Ольга. — Теперь всё по-новому».
«По-новому? Потому что теперь у тебя „настоящий“ ребёнок? Как ты думаешь, что почувствовала Лиза?»
«Настя, ты всё драматизируешь. Я любила Лизу… да. Но теперь, когда есть сын, я не хочу делить любовь. Ему нужно всё моё внимание. Лиза найдёт другую семью».
Тут во мне что-то сломалось. Лиза была не только её дочерью. В каком-то смысле — и моей. Я — её крёстная. Я утешала её, когда она плакала. Убаюкивала перед сном.
Годами я мечтала о ребёнке. Но жизнь была жестока — выкидыш за выкидышем. Каждый забирал часть меня, оставляя пустоту, которую Лиза заполняла своим смехом, своими маленькими ручками, тянущимися ко мне, своим голоском: «Тётя Настя».
А Ольга выбросила её, будто ненужную вещь.
«Ты носила её на руках, называла дочерью, разрешала звать себя мамой… а потом выбросила, как только появился „настоящий“ ребёнок?!»
Ольга фыркнула, покачивая Илюшу. «Она же из детдома. Понимала, что так может случиться».
У меня задрожали руки. «Ольга, ей ЧЕТЫРЕ года. Ты была для неё целым миром».
Сергей наконец вступился: «Мы не просто так решили. Илюше сейчас нужно всё внимание».
«Ты считаешь, что бросить её — нормально?»
«Органы опеки нашли ей хорошую семью, — пробормотал Сергей. — Всё в порядке».
Прежде чем я ответила, раздался резкий стук в дверь. Если бы я знала, что карма уже здесь. Сергей открыл. На пороге стояли двое — мужчина и женщина в строгой одежде.
«Ольга Сергеевна?» — женщина показала удостоверение.
«Я — Марина, мой коллега Дмитрий. Из органов опеки. Нам нужно поговорить о некоторых вопросах».
Ольга побледнела. «Опека? Но… зачем?»
«У нас есть вопросы по усыновлению и условиям содержания вашего сына».
Ольга прижала Илюшу. «Сына? При чём тут он?»
Сотрудники вошли и сели за стол.
«Есть основания полагать, что вы ускорили процесс отказа от дочери, не пройдя обязательную реабилитацию», — сказала Марина.
Ольга оглянулась на нас, ища поддержки. Не нашла.
«Это… это бред!» — заикаясь, сказала она. «Я соблюла все процедуры!»
Дмитрий пролистал бумаги. «Соседка сообщила, что вы вернули усыновлённого ребёнка почти сразу после родов, без плана адаптации. Это ставит под вопрос вашу родительскую ответственность».
Тут я вспомнила, как Ольга ссорилась с соседкой Анной Петровной, которая обожалОльга вдруг поняла, что её слова “она не была мне родной” теперь обернулись против неё самой, когда сотрудники опеки начали задавать вопросы о том, достаточно ли безопасен дом для её “настоящего” ребёнка.
