Люда заметила случайно — прогуляла школу, чтобы с подругой Ариной сходить в салон тату. Она заскочила домой переодеться из школьной формы. Тянула джинсы, когда в замке щелкнул ключ. Замерла, балансируя на одной ноге. Подумала на воров, но услышала папин голос — он не по телефону говорил, а на диктофон:
— Беру форму и выезжаю. Не скажешь ведь, что с тренировки, если сумка под кроватью валяется.
Через пару минут женский голос:
— Родной, соскучилась жутко… Твой любимый борщ кипит, да пирожки из печи — поторапливайся, а то холодными будут! Целую!
Сначала Людмилу лишь голос ошеломил — тетя Анна Сергеевна, папина коллега, сестра маминой подруги. Нравилась она девочке — не нудная, как прочие взрослые, музыку модную слушала. А уж когда смысл услышанного дошел… В замке ключ снова скрипнул. Тишина. Люда опустилась на кровать. Мысль билась: у отца другая. Что делать? Говорить маме? Как смотреть им в глаза?
Терзаясь, побежала к Арине — та три СМС прислала. Месяц они эскизы выбирали, Арина подделку записки от родителей отточила. Но настроение пропало.
— Людк, что стряслось? — донимала подруга. — Дуешься? Тату хочешь? Так я записку сварганю!
Выложить бы кому страшный груз, разделить. Но даже подруге — нельзя. Людмила валила на тату.
Две недели кошмара: учеба валилась, гулять не хотелось, маму избегала, отцу дерзила. Чуть не выболтала все как-то, да мама Ольга накинулась за двойку по химии — грызня страшная вышла. Вечером мать пришла с медовиком — любимым Людиным — шепнула:
— Прости, зайка, что кричала. Знаю, непедагогично. Экзамены меня сжирают! Лишь бы у тебя все ладно…
— Мам, да ладно тебе, сдам! Этот медовик… мне?
— Конечно тебе. Миримся? Тяжело, когда мы ссоримся.
Люда взяла пирожное, чмокнула маму в щеку. Поклялась: такой боли не причинит. Если из-за пустяка мама плачет… Скрыть правду. Во что бы то ни стало.
Стала отцовской соучастницей: прикрывала “задержки на работе”, напоминала про дни рождения, отвлекала маму, когда ему звонили. А ему в ответ — ледяное молчание, дерзости. Едва язык удерживала.
Потом будто наладилось: папа вернулся к четкому графику, Люда экзамены сдала, перешла в одиннадцатый. История стерлась. Да и Николай появился — старше, студент-юрист, с гитарой. Вечерами гуляли компанией, а потом отбивались вдвоем. Вот и в тот вечер засиделись у фонтана. Домой Люда кралась на цыпочках.
“Пронесло…” — мелькнуло.
— Люда?
Не пронесло.
В дверь заглянула мама.
— Поздновато.
Ждала грозы, но Ольга будто мимоходом:
— Извини, загулялись. Все нормально, мам? — Люда заметила заплаканные глаза даже при свете ночника.
— Нормально. Слушай, вы с папой в ювелирном не покупали чего? Так, мысли вслух…
Что-то шестое подсказало не спешить.
— В ювелирном?
— Чека сережек касалось…
— Ах, точно! Забыла сказать: просила у папы денег на подарок Арине на ДР. Она уши проколола, вот и… Дорого вышло? Прости.
Лицо Ольги прояснилось.
— Что ты! Пустяки! Молодец, что про даты помнишь — вся в отца!
Лгать матери было так гадко, что назавтра Люда решила — хватит! Говорить с отцом? Страшно. А вот с тетей Анной Сергеевной… справлюсь. Что скажу? Хоть не знала, но сымпровизирует.
Они вместе в редакции работали — отец Алексей Петров статьи писал, тетя Анна — главред. Ранее Люду брал с собой, так что проход знала.
Выждала момент: за завтраком отец обронил, что едет на фабрику к директору. Люда после первого урока смылась, Арину прикрыть попросив. Час
Кожа горела как наказание, а Лиза, глотая слёты, думала, что теперь её сердце навсегда под замком, но тело, предав её, дрожало от холода пустоты.
