Полгода под одной крышей со свекровью: как она уничтожила наш брак
Шесть месяцев назад моя жизнь превратилась в нескончаемый кошмар. Тогда свекровь — Валентина Игнатьевна — заявила, что больше не может жить одна. Слезы, манипуляции, жалобы на одиночество и ночные страхи. Она так давила на мужа, что он, не спросив моего мнения, срочно перевез её к нам — в нашу двушку в центре Екатеринбурга.
У неё, между прочим, свой дом с садом и просторной кухней. Но, видимо, там стало «слишком скучно». Хотя никто её не бросал, не забывал. Мы регулярно навещали, привозили продукты, помогали с лекарствами. Но она решила иначе — захотела власти. Над сыном. Надо мной. Над всем, что было нажито непосильным трудом.
Валентина Игнатьевна — женщина невыносимая. Упрямая, капризная, с манией превосходства. Пока был жив её муж, она ещё держалась в рамках. Но после его смерти, когда исчез единственный человек, способный её хоть как-то сдерживать, начался настоящий ад.
Сначала — траур. Мы все скорбели. Она действительно страдала, и я, несмотря на холод между нами, старалась поддержать. Не оставляли её одну ни на день. Но через пару месяцев в её глазах загорелся новый огонь. И, увы, не доброты, а жажды контроля.
Она возобновила свои едкие замечания:
— Хоть бы привела себя в порядок перед приходом мужа.
— Это что за суп? Резину, что ли, варила? Мать тебя не научила?
А ещё эти вечные сравнения: «У Наташки муж трескает щи за обе щеки, а твой-то морщится…» Только Наташка — это её племянница с кучей детей и мужем, который и пикнуть без её одобрения не смеет.
Когда она предложила, чтобы мы переехали к ней, я наотрез отказалась. Да, дом просторнее. Но дышать там я бы не смогла. А наша квартира хоть и маловата, зато в центре, всё под рукой — работа, садик, магазины. И главное — это наше, своё. Но мое мнение не учитывалось. Муж слушал только её:
— Мам, ты же одна… Конечно, поживи у нас, оклемаешься.
Я умоляла его подумать. Предупреждала. Знала, чем это кончится. Но он лишь отмахнулся:
— Это ненадолго. Я не дам ей тебя обижать.
Прошло полгода. За это время я перестала узнавать саму себя. Нервы на пределе, сил нет, внутри пустота. Каждый день — одно и то же. С утра до ночи я прислуживаю взрослой, дееспособной женщине, которая решила, что я обязана прыгать вокруг неё, как горничная в «Метрополе».
— Чай с лимоном, но не кипяток.
— Включи сериал, только не этот, у меня от него голова болит.
— Выведи меня гулять, а то я как узник в четырёх стенах.
Если вдруг что-то не так — начинается спектакль:
— Мне дурно! Вызывайте «скорую»! Сердце колотится!
Мы с мужем давно мечтали об отпуске — хоть на неделю сбежать к морю, отдохнуть. Я так ждала этого. Но стоило нам заикнуться — Валентина Игнатьевна закатила истерику. Рыдания, обвинения:
— Опять меня бросите! Мне плохо! Никому я не нужна! Либо берёте меня, либо никуда не едете!
Муж, как всегда, стушевался. Пожал плечами:
— Что я могу?.. Она же мать…
А я могу. Я больше не хочу. Мне не нужны хоромы, шубы или золото. Я просто хотела жить со своим мужем и детьми в доме, где мне не дышат в спину и не учат, как чистить картошку. Но и этого не получила.
Семья рушится на глазах. Уходит уважение, уходит любовь. Мой муж выбрал быть сыном. А я устала быть тенью.
Если для него мать важнее жены и семьи — пусть остаётся с ней. Я не каменная. Я живая. И если развод — цена за мой покой, я готова её заплатить.