Одинокий 91-летний старец спас щенка, не подозревая, что вскоре тот вернёт ему веру в чудо
После потери супруги и сына 91-летний Егор перестал замечать рассветы. Его жизнь в глухой деревушке под Суздалем стала похожа на выцветшую фотографию — каждый день повторял предыдущий, а боли в коленях напоминали о возрасте. Всё изменилось, когда он обнаружил дрожащего щенка в продырявленном ящике у лесной дороги. А через два года, когда пёс исчез, поиски привели старика к невероятному, о чём он боялся даже думать.
Ледяной ветер гнал по тропинке к старой церкви жёлтые кленовые листья. Егор шёл, опираясь на дубовую палку, будто ноги вросли в землю. В его годы каждый шаг давался с трудом, а тишина в избе звенела громче колоколов. После гибели жены Любови и сына Мирослава в автокатастрофе под Владимиром его мир рассыпался, как глиняный кувшин.
Утренний туман висел над полем, когда тихий стон заставил Егора остановиться. Жалобный писк доносился из мокрого картонного ящика у края ржавого ограждения. Костенистые пальцы, скованные артритом, с трудом приподняли крышку. Внутри дрожал крошечный комочек шерсти — чёрный с белым, с глазами, полными страха. На коробке болталась записка: «Приютите — не выживет один».
Каменное сердце старика вдруг заныло. Он прижал щенка к груди, закутав в потрёпанный ватник:
— Видать, Господь недаром привёл меня сюда…
Дома малыш получил имя Алёша — так Люба мечтала назвать внука, которого так и не дождалась. В умном взгляде пса читалась та же кротость, что была в её улыбке.
— Будешь мне опорой, солнышко? — прошептал Егор, а щенок ткнулся мокрым носом в ладонь.
Алёша ворвался в жизнь старика вихрем радости. Вырос в крупного пса с белой звёздочкой на груди. Утром будил хозяина, тычась мордой в щёку, днём грел ноги, пока тот пил чай с баранками. Два года они были словно две половинки лаптя. Вечерние прогулки вдоль покосившихся изб стали ритуалом: седой старик с палкой и его тень — верный пёс.
Роковой день пришёл в середине сентября. Алёша метался по двору, рыча на ворон. У старой плотины собралась стая бродячих собак — чуяли течку. Пёс рвался за забор, будто зов неведомой силы тянул его прочь.
— Уймись, браток, — проворчал Егор, застёгивая калитку. — Сейчас картошку почистим — потом гулять.
Но тревога пса росла. Когда старик выпустил его во двор, Алёша рванул к дальнему углу, замер, уловив чужие голоса. Вернувшись через полчаса с ведром картошки, Егор не нашёл пса. Калитка висела на одной петле — видимо, почтальонка Матрёна забыла запереть.
Дни слились в кошмар. Егор обошёл все окрестные сёла, развесил объявления на магазине и церкви. Ночью он сидел на лавке, сжимая в руках намордник Алёши. Когда сосед Прокоп принёс весть о сбитом собаке на трассе М7, старик едва не рухнул на пол. Увидев в канаве чужого пса, заплакал — и от горя, и от стыда за то, что обрадовался. Похоронил незнакомца у берёзы, перекрестив могилку.
Через две недели отчаяние начало гаснуть. А потом — звонок.
— Егор Семёнович? Это лесник Артём, — голос дрожал. — Возле разрушенной фермы слышу вой из старой водокачки. Белая звёздочка мелькнула — точно ваш!
Старик, забыв о палке, побежал к Ижорке Прокопа. У кирпичной башни их ждал Артём с фонарём и верёвками.
— Он там, — кивнул лесник. — Лапы кровью исцарапал, пытался выбраться.
— Алёшенька! — крикнул Егор, и эхо разнесло голос по полю. — Откликнись, родной!
Из темноты донёсся знакомый визг. Приехавшие спасатели спустили в шахту человека. Когда из люка достали грязного, исхудавшего пса, толпа ахнула. Алёша рванулся к хозяину, сбив того с ног.
— Роднулька ты моя… — всхлипывал старик, впиваясь пальцами в шерсть. — Думал, сердце лопнет от тоски…
Соседки крестились, мужчины утирали рукавами глаза. Старая Фёкла шептала подруге:
— Каждые три часа ходил по окрестностям, пока ноги не опухли. Вот что значит — судьба.
На следующий вечер в избе пахло щами с грибами. Алёша, облизывая миску, бурчал от удовольствия. Ночью старик гладил тёплую спину пса, глядя на иконку Любы в красном углу.
— Говорила же — всё вернётся, если сердце не очерствеет, — пробормотал он.
Пёс вздохнул во сне, тычась мордой в одеяло. За окном шумел дождь, но теперь его стук напоминал колыбельную.
