Шёпот за стеклом
Санитарка, женщина с усталым, обветренным лицом и потухшими глазами, измученными ежедневным видением чужих страданий, неловко переложила прозрачный пакет Анастасии из одной натруженной руки в другую. Полиэтилен хрустнул, нарушая гробовую тишину лифта. Внутри пакета, словно насмешка, пестрели детские вещи крохотный розовый комбинезон с зайчиками, распашонка с вышивкой «Мамино счастье», упаковка подгузников с голубой окантовкой. На ней красовалась крупная цифра «1» для новорождённых. Для тех, кто только начинает путь.
Лифт, скрипя изношенными тросами, медленно спускался на первый этаж, и с каждым этажом сердце Анастасии сжималось всё сильнее, превращаясь в маленький, беспомощный комок боли.
Ничего, девочка, голос санитарки прозвучал хрипло и безнадёжно, будто скрип несмазанной двери в пустом доме. Ты молодая, крепкая. Ещё родишь. Всё наладится Всё образуется.
Она бросила на Анастасию быстрый, исподлобный взгляд, полный неловкого сочувствия и желания поскорее закончить этот мучительный спуск.
Другие дети есть? спросила она, чтобы разрядить тяжёлую, давящую тишину.
Нет выдохнула Анастасия, глядя на мигающие кнопки этажей. Её голос был пустым, безжизненным.
Тяжелее протянула санитарка. Как решили? Хоронить будете или кремировать?
Хоронить, отвернулась, поджав губы, Анастасия. Её взгляд утонул в грязном, исцарапанном зеркале лифта, где отражалось её собственное, чужое лицо бледное, опустошённое.
Санитарка вздохнула с пониманием, почти профессионально. Она видела таких тысячи. Молодых, старых, сломленных. Жизнь в этих стенах делилась на «до» и «после». И для Анастасии только что наступило это самое «после».
Её забирали из роддома одну. Не было конверта с розовыми лентами. Не было тихого кряхтения из-под мягкого уголка одеяла. Не было улыбок, поздравлений, растерянных и счастливых взглядов родни, скромных букетов гвоздик, пахнущих морозом. Был только муж, Дмитрий, стоявший у подъезда больницы с опущенными глазами, сгорбленный, будто нёс на плечах невыносимую тяжесть. И ледяная пустота, звонкая, как колокольный звон в морозном воздухе, не дающая дышать.
Дмитрий обнял её скупо, неуверенно, словно боясь причинить ещё больше боли. Его объятия не согревали. Они были формальностью, ритуалом, который нужно было выполнить. Без слов, без памятных фотографий у выхода, они молча покинули роддом. Двери автоматически захлопнулись за ними, будто навсегда закрыв одну главу их жизни.
Я уже был запнулся Дмитрий, заведя машину. Мотор отозвался глухим, мёртвым рычанием. У ритуальщиков Всё заказал на завтра. Венок белый, маленький, а гробик бежевый, с розовыми он замолчал, сглотнув ком в горле.
Не важно, перебила его Анастасия, уставившись в запотевшее стекло. Я не могу не могу сейчас об этом.
Ладно он сжал руль, нервно прокашлявшись.
Солнце светило предательски ярко, отражаясь в лужах, слепя глаза, играя бликами на стёклах машин. Оно кричало о жизни, которой не стало. Где же ветер, где ледяной дождь, где мокрый снег, липнущий к лицу, как плевок судьбы? Так было бы честнее
Они молча проехали КПП и выехали на залитую солнцем улицу. Анастасия с запоздалой, абсурдной жалостью взглянула на грязный бок их машины.
Какая же она грязная
Забыл на мойку заехать. Три дня назад собирался, но всё случилось.
Ты заболел? обернулась к нему Анастасия.
Нет. С чего?
Покашливаешь.
Да нет, просто нервы.
Они ехали. Мир за окном не изменился. Те же улицы с примёрзшими к бордюрам окурками, голые деревья на фоне серых хрущёвок. Синее, бесстыже синее небо. Ржавый забор школы, где кто-то вывел свежей краской признание в любви. Голуби, нахохлившись, сидели на проводах. Всё было по-прежнему. И это было невыносимо.
* * *
Ещё на третьем месяце беременности Анастасия почувствовала недомогание. Сначала першение в горле, потом температура, ломота в теле. Простуда, подумала она. Но, скорее, грипп. Лечилась таблетками, переживала, но врачи успокоили: ребёнку ничего не грозит. Потом появилась сыпь на пояснице. Инфекционист махнул рукой герпес, выписал сильные противовирусные. Анастасия пила их, мучаясь чувством вины. Но сыпь не прошла. Другой врач развёл руками аллергия! Назначил мазь, и сыпь исчезла.
Казалось, самое страшное позади.
В день ПДР начались схватки, слабые, едва ощутимые, но Анастасия, помня наставления, поехала в роддом.
Раскрытия нет, сказала акушерка после осмотра. Ложные схватки. Надо останавливать.
Ей поставили капельницу, но схватки усиливались. Ночью началось раскрытие. Решили проколоть пузырь.
Воды чистые? спросила Анастасия.
Да, светлые, успокоили её.
Стимуляция. Боль стала невыносимой. Через шесть часов сердцебиение ребёнка замедлилось. «Гипоксия», прошептала акушерка. Врач предложил кесарево. Анастасия кивнула.
Операция прошла быстро. Девочка родилась, закричала, её приложили к груди. Счастье длилось пять минут. В следующий раз Анастасия увидела её в реанимации, подключённую к аппарату ИВЛ, с кровью, сочащейся из лёгких.
Пневмония, сказал заведующий. Инфекционная. Возможно, из-за перенесённой вами болезни.
На третий день, когда состояние ребёнка стабилизировалось и появилась надежда, Анастасия сидела в палате, пытаясь сцедить молоко. Дмитрий пошёл в церковь поставить свечу. Они даже решили сменить имя ребёнку по совету родственницы, старухи
