“Мокрое полотенце” для Влада и всей семьи
Владимир, как всегда, переступил порог квартиры, швырнул ключи на комод и направился прямиком к плите. Наталья помешивала гречневую кашу — любимое блюдо их малышей. Он даже кивнуть не удосужился.
— Где у нас тряпка для пола? — бросил он через плечо, голос прозвучал ледяно.
— Какая тряпка? — обернулась Наталья, пытаясь понять причину его раздражения.
— Обычная. Чтобы полы вымыть. А то смотреть противно, как ты дом запустила! — процедил он и, не дожидаясь ответа, вышел из кухни.
Наталья замерла, провожая его взглядом. В голове не укладывалось: что это было? Куда подевался тот самый Влад, что некогда ласково называл её Натулей и сам мыл за ней горы посуды?
А ведь когда-то всё было иначе. Владимир возвращался с завода, скидывал куртку и сразу брался за веник. Он не делил работу на «мужскую» и «бабью» — просто делал. С душой. После ужина обнимал Наталью, уговаривая прилечь, а сам скреб кастрюли.
Жили душа в душу. Гулянки, походы в кинотеатр, посиделки с друзьями. Потом родилась дочь. Влад светился от счастья. А через пару лет — сын. Все ахали: семья — образцовая, дети — умницы, любовь — загляденье.
— Натуль, тебе повезло с мужем, — вздыхали подруги. — Таких теперь днём с огнём не сыщешь.
Наталья верила, что их чувства нерушимы.
Но постепенно всё переменилось. Владимир стал приходить хмурым. Силы иссякли, нежность улетучилась.
— Почему тут всё вверх дном? — ворчал он. — Я вкалываю, а ты ужин приготовить не можешь? Чем занималась?
Наталья пыталась объяснить. Рассказывала, как сын размазал кашу по полу, как дочь носилась за котом, как обои оказались в следах маленьких ручек. Как стирала, убирала, утешала. Но Владимир не слушал. Он злился. Выдохся. Стал чужим.
Однажды, режа лук, она не поняла: слёзы — от лука или от обиды?
— Мать меня предупреждала… — шептала она. — Не балуй мужика. Любовь любовью, а себя терять нельзя. Сядет на шею — и спасибо не жди.
А ведь Ната была уверена: они с Владом — две половинки. Чувствовала его без слов. Теперь же всё казалось обманом.
А Владимир, видя её молчание, решил: раз не спорит — значит, виновата. Стал домашним судьёй. Наталья ощущала: мир рушится.
Но, видно, домовой решил вмешаться.
Позвонили с фабрики. Освободилось место, куда Наталью давно звали. Зарплата — побольше, график — удобнее. Коллега на пенсию ушла. Если согласится — должность её.
Мать предложила посидеть с внуками, пока в садик не пойдут. Наталья, окрылённая, сходила в парикмахерскую, обновила платья. Решила: пора возвращаться к себе.
А Владимир тем временем… остался без работы. Завод закрыли. Он растерялся, но виду не подавал:
— С детьми справлюсь, не переживай. Резюме рассылаю, вакансии ищу. Если что — твою мать позовём.
Наталья не перечила. Поддерживала. Впервые за долгое время — твёрдо и спокойно.
Пару недель она вникала в работу. Дома вроде бы всё шло своим чередом. Но через месяц заметила: пыль в углах, бельё свалено в кучу, дети хнычут. А Владимир нервничает. Она осторожно заметила:
— Ты, я смотрю, совсем расслабился. Я деньги в дом ношу, а тут — хоть шаром покати.
Голос её звучал мягко, но весомо. Не обидно — поучительно. И Владимир сник. Понял.
— Нать… Я был ослом. Только сейчас осознал, как тебе тяжело было… — признался он вечером. — Утром дети из-за куклы подрались. Пока разнимал — каша пригорела. Пришлось яичницу делать — Мишка есть отказался. Пока сковороду оттирал — Лиза воду пролила. И тут звонок: собеседование по видеосвязи. В панике, в заляпанном фартуке, вышел на связь. Но знаешь… взяли. Через неделю выхожу. Твоя мать сможет с ребятишками посидеть?
Наталья кивнула. В глазах — тихий свет. Тот, что появляется, когда в доме наконец воцаряется порядок.
Теперь она знала: он прочувствовал. Прошёл через это сам. Больше не будет упрёков о тряпке. Будет ценить. Не из-под палки — а по-настоящему.
Вечером они сидели вдвоём, потягивая чай. Лиза рисовала за столом. Мишка возился с деревянными кубиками.
Наталья взглянула на мужа. Впервые за долгое время — улыбнулась.
Он поймал её взгляд.
— Прости, что был слепым, — тихо сказал. — Могу завтра ужин приготовить?
— Можешь, — усмехнулась Ната. — Только тряпку не трогай. Теперь это мой символ власти.
Они рассмеялись. Впервые за долгое время — вместе.
