А сидеть с ребёнком придётся тебе, ведь ты уже бабушка.
Любовь, уверена ли ты, что сейчас самое время для ребёнка? спросила я, отложив чашку и посмотрев на дочь, которая устроилась напротив, будто уже предчувствовала неприятный ответ.
Мам, мы уже обсуждали это много раз, напомнила она.
Именно поэтому мы продолжаем говорить. Вы с Сергеем женаты лишь год. Он только начал подниматься по служебной лестнице, а ты в своей фирме всё ещё не вышла за пределы должности старшего помощника. С трудом сводите концы с концами, и вот ещё ребёнок
Любовь закатила глаза я помню этот жест ещё с её подростковых лет. Тогда он означал «отстань», сейчас, видимо, «что ты вообще понимаешь?».
У нас всё в порядке, мама. Сергей зарабатывает неплохо, мы справимся. И помнишь сказку про зайку и лужайку? попыталась она бросить.
Да, слышала я такие сказки, но ребёнок не плюшевый зайка, его нельзя просто поставить на полку, когда надоест. И «хорошо зарабатывает» это лишь подушка безопасности. Хорошо, когда не придётся думать, откуда взять рубли на подгузники и смеси, если вдруг когото сократят, ответила я, отводя взгляд к окну, показывая, что разговор окончен. Любовь считала, что молчание равно победе в споре. Я вздохнула. Двадцать пять лет, и она всё ещё воспринимает любой совет как личное оскорбление.
Любовь, я не могу тебе запретить, ты уже взрослая, попыталась я смягчить тон. Подумай, годдва ничего не решат, а стабильность прибавит.
Я сама знаю, когда мне рожать, произнесла дочь с такой категоричностью, что я лишь покачала головой. Настаивать дальше было бессмысленно; иногда людям нужно самим набить свои шишки, особенно если они твои собственные дети
Через ровно девять месяцев Любовь позвонила из роддома.
Мам, девочка! Триста пятьдесят два грамма! Она такая красавица, ты не представляешь! голос её звенел от счастья, и я ни разу не напомнила о том разговоре годичной давности. Зачем? Ребёнок уже родился, здоровый и желанный. Всё остальное детали, которые со временем улягутся или нет.
Я приезжала к ним каждую неделю, привозя фрукты, иногда готовую еду. Любовь в первые месяцы еле успевала принять душ, не говоря уже о том, чтобы стоять у плиты. Я помогала, но в рамках: не навязывала советов, не комментировала, когда внукдевочка укладывалась спать в семь или в десять, не морщилась, когда она покупала дорогие органические смеси вместо обычных. Чужая семья потёмки, даже если она родна.
Внучка, названная Алёночкой, училась хватать погремушки пухлыми пальчиками. Я смотрела на неё и ощущала странное чувство: любить когото так сильно и при этом понимать, что ты лишь гость. Приятный, желанный, но всё же гость.
Любовь расцветала в материнстве, худела от недосыпа и постоянной беготни. Тени копились под глазами, но улыбка её стала такой, какой её не видела со школьных лет. Я радовалась за неё искренне.
Шесть месяцев спустя Любовь пришла с лицом, ясно выдающим, что разговор будет тяжёлым.
Мам, у нас проблемы, сказала она, сев за кухонный стол, сцепив пальцы.
Денег не хватает, продолжила она. На коммунальные услуги, подгузники, смеси, продукты. Всё сейчас дорого!
Я помнила, как год назад пыталась объяснить ей простую арифметику.
Сергей получил повышение? спросила я.
Да, но всё равно мало. Мне нужно выйти на работу, мам. Так мы не вытянем, сказала она, глядя в пустую тарелку. Няня стоит столько, что проще вовсе не работать.
Я молчала, понимая, к чему ведёт её просьба.
Мам, ты могла бы посидеть с Алёночкой, пока я на работе? спросила она, надеясь.
Любовь, я работаю, ответила я. Не могу бросить работу.
Но у тебя есть отпускные дни, упрекала она.
Я покачала головой. Любовь смотрела на меня с такой надеждой, что почти захотелось её не разочаровывать.
Нет, я не уйду с работы, чтобы сидеть с ребёнком, сказала я. У меня есть своя жизнь, работа, планы. Тебе уже пятьдесят пять, а ты всё требуешь, будто я должна забыть о себе.
Любовь резко оттолкнула чашку, и чай пролился на скатерть.
Ты эгоистка, воскликнула она.
Возможно, признала я. Ты ужасная мать!
Я видела, как слёзы наворачиваются у неё от злости, обиды, всего сразу. Любовь никогда не умела проигрывать; уже в детстве она бросала шашки в стену, когда оказывалась в проигрышной позиции.
Следующие недели превратились в бесконечный повтор тех же обвинений: «Ты плохая мать», «Ты плохая бабушка», «Как ты можешь? Я твоя дочь, Алёночка твоя внучка».
Однажды я не выдержала.
Скажи конкретно, в чём я перед тобой виновата? спросила я.
Любовь замерла, не ожидая такого поворота.
Ты отказываешься помочь! бросилась она.
Это не провинность, а мой выбор. А в чём я была плохой матерью, когда ты росла? спросила я. Ты всегда говорила, что я была занята работой. Но я кормила тебя, одевала, отправляла в лучший детский сад, покупала тебе платья из «Детского мира», когда другие девочки только надевали старые платья.
Я напомнила ей о пяти годах, когда я тянула платный институт, чтобы у неё был диплом, о той двухкомнатной квартире в Хорошём районе, подаренной на свадьбу, о машине, что была в нашем распоряжении. Любовь покраснела от стыда и злости.
Это другое, попыталась она.
Нет, это тоже, отвечала я. Как мать, я сделала всё, что могла, может даже больше, чем следовало. А сейчас, когда мне нужна помощь, ты отказываешь!
Я глубоко вдохнула.
Любовь, я предупреждала тебя год назад: подожди, встаньте на ноги. Ты сама говорила, что знаешь, когда тебе рожать. Это был твой выбор. Я не собираюсь платить за него своей жизнью, сказала я.
Любовь вскочила, глаза полны слёз, губы дрожали от сдерживаемых криков.
Я никогда не забуду, как ты себя вела! крикнула она.
Возможно, когдато поймёшь, став бабушкой, ответила я.
Дочь ушла, не попрощавшись. Два месяца тишины. Я звонила Любовь отклоняла вызовы, сообщения оставались непрочитанными. Внучку я видела лишь на фотографиях в соцсетях, потому что Любовь всё ещё не решилась заблокировать меня там.
Я листала фотографии вечерами: Алёночка училась сидеть, потом ползать, улыбалась в камеру, тянула руки к игрушкам. Она росла без меня.
Было больно? Да. Но я не жалела о своём решении. Я думала, как легко люди привыкают к хорошему, как быстро просьбы превращаются в требования. Любовь всегда была такой: брала, принимала, требовала. Пока я давала, всё было прекрасно. Стоило сказать «нет» мать превратилась в монстра.
Со временем, возможно, она поймёт, возьмёт на себя ответственность, повзрослеет к тридцати годам. А пока я продолжаю жить: иду на работу, встречаюсь с подругами, планирую летний отпуск и терпеливо жду. Жду, когда дочь перерастёт свой детский эгоизм. Я всегда была терпеливой.
