ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ МУЖИК
Навещали тестя в глухой деревушке под Рязанью, в старом родительском доме, из которого он когда-то, семнадцатилетним пацаном, сбежал на фронт, а вернулся в сорок пятом с пустым рукавом вместо правой руки…
— Михаила нет! Уехал за дровами! — вздыхает тётя Лида, его старуха. — В соседнем селе клуб разбирают, так дом отдали на снос!
Тестю под восемьдесят, но крепок ещё, не то что нынешние.
— Далеко село-то? — спрашиваем тётю Лиду.
— Да где там! — машет она рукой. — Вёрст пять, не больше!
Мы с женой переглянулись — неужто пешком?
Вскоре он «приехал». Транспорт — древняя детская коляска без люльки, едва не опрокидывающаяся под тяжестью старых досок. Сбросил с плеч перекрещенные ремни, которыми подтягивал за собой поклажу.
— Вот! — хвалится нежданной добычей. — Ещё пару ходок — и на зиму хватит!
— Как распиливать-то будете, Михаил Петрович? — помогаю складывать доски в поленницу.
— Да вон моя пилорама!
Показал на корявый верстак с самодельными приспособлениями для распила. Рука-то всего одна. Наверху лежала ржавая ножовка с железной ручкой — точь-в-точь как у моего отца. Ею я когда-то первые доски пилил.
Сердце сжалось. Так и рвался помочь — хоть на своём внедорожнике доски перевезти, хоть рабочих нанять.
— Может, чем помочь, Михаил Петрович? — спрашиваю.
Но он и слушать не хочет. Одной рукой отмахивается, снова набрасывает ремни на плечи.
— Грузовики только мешают! Так и норовят к обочине прижаться — не ровён час, задавят! — ворчит.
Машин и вправду много. Огромные фуры несутся по трассе на Воронеж, пролетая мимо нашей захолустной деревеньки.
— Лида! Я пошёл! — кричит он жене. Та выходит на крыльцо и, когда он скрывается за воротами, с гордостью говорит:
— Добытчик!
Тут до меня дошло. Ему помощь не нужна. Он живёт этим — тем, что чувствует себя мужиком. Не просто мужчиной, нет, именно мужиком. Хотя всю жизнь проработал завкафедрой в экономическом институте…
Гляжу вдаль — по пыльной обочине бредет старик, а за ним, на верёвках и ремнях, перекрещенных на груди, качается та самая коляска, в которой когда-то возили мою жену, ещё ребёнком. Словно бурлак на Волге, только вместо барж — рёв фур, гарь и копоть…
Не выдержал — взял сына, съездил в строительный. Оставили на его верстаке новую шведскую ножовку в кожаном чехле.
Через пять лет забрали его к себе. В городских хоромах он не выдержал и полугода…
А потом, после похорон, на поминках, я нашёл ту самую ножовку — нетронутую, в чехле, на серванте. Односельчане качали головами:
— Берег! Хозяйственный мужик был!
— Верно, — киваю. — Мужик. Теперь таких не делают…
