Голубая жилка
Как же Артём её обожал. Сходил с ума, дежурил под её окнами дотемна, замирал, если в стекле мелькал её силуэт. Она казалась ему неземной, недосягаемой. Его сводила с ума её хрупкость — бледная кожа, сквозь которую просвечивали синеватые ниточки вен. От этого дыхание сбивалось, сердце колотилось, как в лихорадке.
На школьной ёлке Артём пригласил её на танец. Алиса была ниже на голову, движения выходили неловкими. Его била мелкая дрожь, ладони вспотели, а пальцы на её талии будто обжигало огнём. Он ненавидел себя за эту дрожь, за то, что она чувствовала. Когда музыка оборвалась, Артём резко отстранился и, наконец, сумел вдохнуть полной грудью.
Его бесило, что другие парни не видели в ней того, что видел он.
Саньку, например, манила статная Катька с длинными ногами атлетки. Когда та неслась по школьному стадиону, оставляя позади одноклассниц, её высокий хвост хлестал по воздуху, как плеть.
Но для Артёма идеалом была только Алиса. Худая, бледная, с глазами, словно сошедшими со старинной иконы. Она стала его навязчивым сном, болезнью. Мать Артёма не одобряла эту привязанность.
“Симпатичная, но хлипкая. Не пара моему сыну. Взгляд какой-то не от мира сего. Какая из неё хозяйка? Да и имя… наше ли?” — поделилась она с отцом.
“Отправь его в Москву, пусть учится. Там и невесту найдёт — крепкую, из хорошей семьи.”
Отец поддержал. Поговорил с сыном по-мужски: столица, престижный вуз, блестящие перспективы. Даже если не пройдёт на бюджет — оплатят. Артём согласился.
В общаге над кроватью он повесил фото Алисы, вырезанное из классного снимка. Но годы шли, а он — молод, жаден до жизни. Знакомился с девушками, набирался опыта. А её образ, как засохший цветок, хранился где-то на задворках памяти.
Потом встретил Дашу. С ней не трясло, не мутило рассудок. Говорили на одном языке. Надёжно, просто. И тень Алисы растворилась.
После выпуска Артём женился и остался в Москве. Мать ликовала: “Любая лучше той заморышки”.
Через год у них с Дашей родилась дочь Машенька. Любовь к ребенку сводила его с ума. Малейший чих — и он готов был поднять на ноги всю Боткинскую. А Алиса осталась лишь смутным отголоском юности.
“Отца кладут в больницу. Может, приедешь?” — позвонила мать.
Маша простудилась, и Даша осталась с ней. Артём взял отпуск и уехал один.
Москва провожала его ледяным дождём, а родной город встретил золотым листопадом. Отец бодрился, шутил, хотя в глазах читался страх.
Операция прошла хорошо. Мать не отходила от отца, и Артём остался один. Уже можно было возвращаться, но спешить не хотелось. Он шёл по улице, шурша листвой, вдыхая терпкий воздух осени.
Впереди женщина склонилась над коляской. Сердце ёкнуло раньше, чем он узнал её.
“Привет,” — прозвучало само собой.
Алиса подняла голову. Улыбнулась. Он впитывал знакомые черты: узкое лицо, прозрачную кожу с голубыми прожилками, всё тот же печальный взгляд.
“Здравствуй. К родителям?”
“Отца прооперировали. Уже лучше. А ты?” — он кивнул на коляску.
“Моя,” — ответила она, и он сразу понял: мужа нет.
Жалость ударила в грудь. Ему захотелось прижать её к себе прямо здесь, на улице. Они зашагали к её дому, вспоминая одноклассников. Он рассказывал о себе, не дожидаясь вопросов. Помог занести коляску в подъезд.
“Заходи как-нибудь,” — бросила она на прощание.
Он мог бы остаться сейчас, но промолчал. Как и тогда, она казалась недосягаемой.
Утром отец выглядел бодрее. Артём купил роз и поехал к Алисе. Она не удивилась, только прошептала: “Тише, спит.”
“Чай будешь?” — спросила она на кухне, ставя цветы в вазу.
“Спасибо, мать меня уже откормила.”
Близость на маленькой кухне сводила с ума. Он снова дрожал, как мальчишка. Алиса поставила вазу на стол. Её лицо оказалось в сантиметрах от его. На виске пульсировала та самая голубая жилка.
Не сдержался. Прикоснулся губами. Она замерла, затем обвила его шею тонкими руками, прижалась, как тростинка к дубу. Он легко поднял её на стол…
Из комнаты раздался плач. Алиса рванула к ребенку. Артём, очнувшись, вышел в коридор. Она стояла с дочкой на руках. В глазах девочки блестели слёзы.
“Я пойду,” — прохрипел он.
Алиса кивнула. Когда он уже открывал дверь, её шёпот донёсся сзади:
“После десяти. Она крепко спит.”
Он обернулся. В её взгляде — отчаяние и мольба.
На улице он пытался разобраться в чувствах. Лет десять назад он бы взлетел от такой фразы. Теперь же понимал: один шаг — и жизнь расколется. Вспомнил Дашу. С ней всё ясно, как день.
Дома он принял душ, выпил кофе. Дурман рассеялся. “Не пойду. Что я скажу матери?” — решил он. Но стоило вспомнить жилку на её виске, как уверенность таяла.
Вечером мать вернулась усталая: “Отцу лучше. Можешь ехать к своим.”
Так решилось всё. Он уехал ночным поездом.
Лёжа в купе, он представил, как Алиса ждёт у окна, всматриваясь в тёмный двор.
“Это не измена, — убеждал он себя. — Это был не я, а тот мальчишка, который дрожал от её взгляда. А я люблю Дашу и Машку.”
Под стук колёс он уснул.
Утром его встретили Даша с дочкой. “Папочка!” — закричала Маша, бросаясь в объятия. Он прижал её, вдохнул запах детских волос и осознал: вот его мир. Простой. Настоящий.
На Новый год они приехали к родителям. На прогулке встретили Алису с дочкой. Артём поздравил её, догнал своих и больше не оглянулся.
Теперь он не понимал, что нашёл в ней тогда. Стыдился своей слабости, но радовался, что не предалИ когда они шли домой, снег начал падать большими хлопьями, затягивая прошлое белой пеленой, словно сама судьба стирала следы былых ошибок.
