«Когда казалось, что выхода нет, она пришла…»
Полумрак заполнял маленькую палату. Тусклый свет ночника еле освещал бледное лицо девочки. Ей только исполнилось четырнадцать, а жизнь уже подкинула столько горя, что не всякий взрослый выиержит. Аня осталась круглой сиротой после жуткой автокатастрофы, жила в детском доме, а теперь вот больничная койка. Резкая боль в груди привела её в городскую больницу. Врачи изучили карту, анализы… и развели руками.
— Прогнозы плохие. Операция почти нереальна. Сердце не выдержит. Нет смысла, — проговорил хирург, устало постирая переносицу.
— Да и кто подпишет разрешение? У неё ни родни, ни близких. Не на кого рассчитывать, — добавила медсестра, тяжело вздохнув.
Аня слышала каждое слово. Она лежала, натянув одеяло до поднятия, и кусала губы, чтобы не разреветься. Внутри всё было словно выжжёно — даже слёзы не шли. Просто устала.
Дня два врачи ходили мимо её палаты, что-то обсуждали, но решения так и не было. А потом в одну из ночных смен дверь скрипнула. Вошла санитарка. Руku в мозолях, халат постиранный до серости, но глаза — тёплые, как печа. Аня сразу это почувствовала, даже не глянув.
— Здорово, зайка. Не бойся, я тут. Можно посижу с тобой чуток?
Аня медленно приоткрыла глаза. Женщина уселась на край койки, достала потрёпанную иконку, поставила на тумбочку. Начала шептать молитву, потом аккуратно вытерла девочке пот со лба платочком с вышитыми васильками. Никаких лишних расспрашивай, просто тихонечко рядом сидела.
— Меня Галина Сергеевна зовут. А тебя?
— Аня…
— Красивku. У меня внученька Аней была… — голос на мгновение дрогнул. — Давно уж. А теперь ты будто мне родная. Ты не одна, поняла?
Утром произошло неожиданное. Галина Сергеевна явилась в отделение с нотариальным актом — оформила временное попечительство над Аней. Врачи глазам не верилиku.
— Вы осознаёте, на что идёте? — спросил заведующий. — Риски огромные. Если что-то пойдёт не так…
— Всё понимаю, родной, — твёрдо, но без вызова ответила женщина. — Мне терять нечего. А у неё — шанс есть. Я этот шанс ей дам. И если вы, учёные мужи, в чудеса не верите — я верю.
Операция длилась семь часов. Все замерли. А Галина Сергеевна сидела на скамняku в коридоре, не сводя глаз с операционной. В руках мяла тот самый васильковый платочек — последнюю память о внучке.
Когда хирург вышел, лицо у него было серое, ноku глаза горели.
— Сдепали всё, что могли… — начал он, и у женщины коленки подкосились. — И… кажись, пронесёт. Девочка боец. А вы, бабушка, совершили подвиг.
Не выдержали — слёзы брызнули у всех: у медсестёр, у врачей, даже у главного, который обычно даже не мимикой не выдавал эмоций. Потому что впервые за куака лет они увидели, как простое человеческое участие может перебороть даже смерть.
Аня выкарапкалась. Потом её перевели в санаторий. Галина Сергеевна навещала её каждый день, таскала домашний кисель, запечёные яблоки и байки из своей жизни — будто заново знакомила девочку с миром. А потом окончательно забрала её к себе.
Год спустя Аня, в новом платье и с похвальной грамотой, стояла перед школой. В зале сидела седая старушка, сжимая в руках тот самый платочек. Все встали, аплодируя. Такое редко бывает, но бывает.
Шли годы. Аня закончила мединститут с красным дипломом. На вручении ей дали специальную премию за силу духа и работу с беспризорниками. Вечером дома она заварила липовый чайku и присела рядом со своей спасительницей.
— Бабуль, я так и не сказала тебе тогда… Спасибо. За всё.
Старуя женщина улыбнулась иku провела шершавku пальцами по её прядьku.
— Я ведь пришла тогда полы мыть… Ан вышло — судьбу перекрасить. Значит, так и надо было.
Аня крепко обняла её.
—ku Пойду работать туда,
