Когда-то давно, в одном из тихих дворов Санкт-Петербурга, случилась эта история…
— Мама, только не смей говорить, что забыла! — вскрикнула Анастасия, влетая в прихожую и сбрасывая с плеч кожаный саквояж. — Ну мам! Я же предупреждала тебя ещё два месяца назад!
Мария Степановна медленно оторвалась от зеркала, где поправляла седые волосы. Руки её слегка дрожали, но взгляд был тихим, как вода в Неве.
— О чём ты, Настенька? — тихо спросила она.
— Как о чём?! — Анастасия швырнула сумку на дубовый диван. — О дне рождения Мишки! Завтра же его пятнадцатилетие! А ты что, опять в своих воспоминаниях утонула?
— Да нет, помню я… — Мария Степановна опустилась в кресло, сложив на коленях натруженные руки. — Просто думала, может, не надо шуметь понапрасну…
— Не надо?! — Анастасия застыла посередине гостиной, уставившись на мать. — Это же мой сын! Твой внук! Пятнадцать лет — возраст особый! А ты говоришь — не надо?
Старушка вздохнула. Она знала, что сейчас начнётся. Как всегда, когда дочь приезжала с внуком на выходные. Настенька с детства была горячей, как самовар. А после развода с Дмитрием — и вовсе как петарда.
— Настюша, успокойся. Я всё помню. И подарок приготовила, и торт заказала у Фёдора Ильича, — устало проговорила она. — Только вот думаю, может, мальчику не хочется шума? Он у нас в последнее время как будто в себя ушёл…
— В себя? — фыркнула Анастасия. — Да он просто взрослеет! Все подростки такие. Но это не значит, что праздновать не надо! Наоборот, надо показать, что мы о нём помним!
Из коридора донеслись шаги. На пороге появился Миша — высокий, худощавый, с непослушными тёмными кудрями и серьёзными, как у отца, глазами.
— Привет, бабуль, — буркнул он, скользнув взглядом по матери. — Чего разорались?
— Не разорались, а обсуждаем твой праздник, — голос Анастасии сразу стал медовым. — Завтра же твой день, солнышко! Бабушка торт заказала, я подарки привезла…
— Да ну их, — Миша плюхнулся на край дивана. — Не надо мне ничего.
— Как это не надо? — вспыхнула Анастасия. — Пятнадцать лет! Это же круглая дата!
Парень пожал плечами и уткнулся в телефон. Мария Степановна с тревогой смотрела на внука. Что-то в нём изменилось. В последние месяцы он приезжал всё более замкнутым, с бабушкой говорил мало, а с матерью — и вовсе односложно.
— Мишенька, а что бы ты хотел в подарок? — осторожно спросила она.
— Да ничего, — не поднимая глаз, ответил внук.
— Как ничего? — Анастасия присела рядом. — Может, новый телефон? Или компьютер получше?
— Мам, отвяжись, — Миша встал. — Пойду к себе.
— Куда к себе? — вскочила Анастасия. — Мы же только приехали! Давай лучше решим, кого позвать…
— Никого не надо! — резко обернулся парень. — Понял? Ни-ко-го! Хочу побыть один!
— Но почему? — растерянно спросила мать. — Раньше ты любил гостей…
— Раньше…, — Миша криво усмехнулся. — Раньше многое было не так. А теперь не надо притворяться, будто эти ваши праздники меня радуют.
Он вышел, громко хлопнув дверью. Анастасия застыла посередине комнаты с открытым ртом.
— Что с ним? — обернулась она к матери. — Он же всегда был таким весёлым!
Мария Степановна тяжело вздохнула. Она видела, как меняется внук. Видела, как он мучается после родительского развода, как мечется между матерью и отцом, как устаёт от их перепалок.
— Настенька, сядь, — попросила она. — Поговорим.
— О чём? — дочь нервно заходила по комнате. — Всё ясно! Это Дмитрий его против меня настраивает! Я же знаю, как он умеет!
— Дело не в Диме, — осторожно сказала старушка. — Мальчик просто устал. От ваших ссор, от переездов то к тебе, то к нему…
— Каких ссор? — вспыхнула Анастасия. — Мы же цивилизованно разошлись!
— Цивилизованно? — Мария Степановна покачала головой. — Доченька, я же слышу, как ты по телефону с отцом мальчика разговариваешь. Как вы друг в друга стрелы пускаете, как время с ребёнком делите…
— Я борюсь за сына! — вспылила Анастасия. — Это моя кровь!
— И его тоже. И мальчик это понимает. Он между вами, как между молотом и наковальней, — старушка подошла к дочери. — Настюша, может, стоит подумать о нём, а не о себе?
— Я только о нём и думаю! — Анастасия отстранилась. — Вот поэтому и хочу устроить праздник! Чтобы он знал — он любим!
— А может, лучше показать, что дома у него может быть тихо? Что не надо изображать радость, когда на душе камнем?
Дочь фыркнула и подошла к окну. За стеклом моросил осенний дождь, дворовые тополи гнулись под ветром.
— Ты, как всегда, против меня, — тихо сказала Анастасия. — Как и все.
— Я не против, родная. Я за Мишу. И за тебя. Просто иногда то, что нам кажется правильным, оказывается совсем не тем, что нужно.
— О чём ты?
Старушка села в кресло. Долго молчала, подбирая слова.
— Помнишь, когда ты была маленькой, я заставляла тебя в музыкалку ходить, хотя ты рисовать любила. В балетный кружок водила, хотя ты в футбол играть рвалась. Мне казалось — я знаю лучше.
— Ну и что? — насторожилась дочь.
— А то, что ты выросла и всё делала наперекор. Назло мне, назло себе иногда. Потому что я не слышала, чего ты хочешь.
— При чём тут Миша?
— При том, что он не хочет праздника. Прямо сказал. А ты не слышишь.
— Он ребёнок! Дети не всегда понимают, что для них лучше!
— А мы, взрослые, понимаем? — грустно улыбнулась старушка. — Настенька, мне уже за семьдесят. И я знаю — дети часто лучше нас чувствуют, что им нужно. Просто мы не хотим слышать.
Анастасия опустилась на подлокотник кресла.
— Мам, я боюсь его потерять, — прошеИ когда на следующий день за столом собрались все — и Анастасия, и неожиданно пришедший по просьбе сына Дмитрий, и сама Мария Степановна — Миша впервые за долгое время улыбнулся по-настоящему, увидев, как родители, пусть и неловко, но стараются говорить друг с другом без привычных упрёков, и в этот момент все поняли, что самый главный подарок уже получили.
