Скамейка для двоих
Снег давно растаял, но земля в городском дворе еще хранила влажную, тяжелую сырость, а на асфальте оставались серые полосы песка дворники недавно прошлись метлой. Надежда Семёновна брела неспешно, крепко сжимая в руке пакет с гречкой и кефиром. Под ноги смотрела внимательно знала наизусть каждую выбоину, каждый бордюр. Три года назад сломала руку на июньской лужице с тех пор в груди поселился колючий страх падения, неуходящий страх уронить себя и снова стать уязвимой.
Её двухкомнатная квартира на первом этаже сталинки когда-то кипела жизнью: на кухне варились щи, по вечерам хлопали двери, сын и муж вечно спорили о погоде. Теперь тишина. Голос диктора с телевизора стал похож на метроном. Сына видела по видеосвязи раз в неделю, по воскресеньям коротко, между встречами и делами. Маленький внук мелькал на экране планшета, махал ручкой, показывал машинку, и сердце Надежды Семёновны ёкало от нежности. Но как только звонок обрывался тихий холод комнат обволакивал снова.
Распорядок держал её в тонусе: утром зарядка, таблетки, обвязка платка. Потом короткая прогулка до дворика «кровь разогнать», как велела участковая врачиха Ирина Валерьевна. Днем суп, крючок с нитками, кроссворды из «Аргументов и фактов». Вечером сериал по «России» и вязание. Соседке Гале любила повторять: не рутина, а дисциплина!
Ветер под вечер резкий, северный, сквозняк со стороны реки еще не ушёл. Надежда Семёновна добралась до своей лавочки у детской площадки, села бережно, пакет поставила возле себя, нащупала молнию на куртке и застегнулась повыше. Рядом копошились двое малышей в пуховиках, мамы щебетали о своих, не обращая внимания на неё. Она подумала: посижу, домой ещё рано.
Примерно в это же время к остановке шагал Степан Петрович. Считал шаги привычка с молодости: семьдесят шесть до киоска «Союзпечать», сто двадцать два до поликлиники, девяносто четыре до остановки автобуса. Так легче, чем думать о том, что, кроме глухой стены, дома его никто не ждёт. Завод, на котором трудился слесарем тридцать два года, закрыли давно. Друзей по цеху почти не осталось: кто на даче, кто к детям уехал на юг, а кто давно уже в Покровском лежит. У него из родни сын и дочка сын в Санкт-Петербурге, приезжает раз в год; дочка тут, на окраине, но ей не до отца: ипотека, дети, работа. Степан Петрович привык себя не жалеть, а всё равно иногда вечером ловил себя на слушаньи скрипа замка вдруг придёт сын или дочка, зачем-то откроют дверь.
Сегодня вышел за хлебом и лекарствами сердечные свои закончились, врачиха велела не пропускать. Список продуктов держал в кармане пальто, почерк крупный, чуть неровный дрожат пальцы по утрам. Автобус ушёл, как только он приближался к дороге: народ расходился, а на лавке у остановки женщина в светлом пальто поправляла сумку.
Решился:
Можно присяду рядом? спросил, чуть наклонившись, со своей разбитой вусмерть скромностью.
Женщина повернула голову, светлые глаза под шарфом лицо чужое, но доброе.
Да пожалуйста, подвинула пакет.
Он сел на край, опёрся на скамью двумя руками, утихли на минуту. По улице проехал старый «Москвич», оставив в воздухе гарь.
Автобусы нынче как хотят ходят, начал он, потирая колено. Только подойдёшь так уедут.
Мне вчера так же, хмыкнула женщина. Полчаса торчала, хорошо хоть не под дождём.
Он всмотрелся повнимательнее: лицо не примелькавшееся, но район огромный народу прибавилось.
Вы тут где живёте, рядом? осторожно спросил он.
Да, махнула рукой в сторону хрущёвок. Третий подъезд от универсама, прямо через дорогу. А вы?
Вон там, где тополя за сквером, кивнул он на девятиэтажку. Чердак там дырявый, смеёмся всей коммуной.
Опять выдержали паузу, но она поймала себя на мысли: у мужчины усталость в осанке, но разговор ему тоже облегчение. Не к кем не спешит, как и она.
В аптеку? кивнула на пакет с логотипом «36,6».
Да, брал таблетки от давления, не стал скрывать он. Сейчас без них, словно без хлеба.
А я по мелочи вышла, отреагировала она. Хлеб, молоко. И пройтись надо, а то закиснешь дома.
В этот момент автобус показался из-за угла, толпа народилась у края. Степан Петрович поднялся, постоял секунду.
Я Степан, произнёс коротко. Петрович.
Надежда Семёновна, чуть улыбнулась. Тоже приятно познакомиться.
Вошли в автобус, поток людей развёл их в противоположные углы салона. Надежда Семёновна ухватилась за поручень, Степан сел на откидное. Через головы она поймала его взгляд он кивнул ей, и она ответила.
Через пару дней вновь пересеклись на этот раз в сквере. Надежда Семёновна сидела на лавочке, когда опознала знакомую фигуру: Степан Петрович, теперь с тростью раньше не носил, теперь видимо пришлось.
Вот и соседка по остановке, подмигнул, приближаясь. Разрешите?
Конечно, ответила она, даже обрадовавшись. Место свободное, прикрытое ветром со стороны гаражей.
Он присел, трость аккуратно положил рядом.
Хорошо здесь, произнёс раздумчиво. Дети играют… Не то что в квартире стены давят.
Вы один живёте? осторожно спросила она.
Один, не стал юлить он. Жена давно умерла. Дочка по-своему, сын там же. Вы?
Тоже одна, ответила Надежда Семёновна. Сын с семьёй в Москве, звонит, приезжает реже, всё некогда. Внук маленький, радость одна.
Он кивнул.
Главное, чтобы звонили. Только вот вечером телефон молчит, добавил и вдруг стало тихо подомашнему.
Слово за слово погода, цены на картошку, новые тарифы за квартиру. Через день встретились снова, будто специально всё совпало по времени. Она уже замечала: выходит на улицу чуть раньше и вот он идёт, не спеша, шаг в шаг с нею до аптеки или поликлиники. Смеялась про электронную очередь, которую не могла освоить.
Через портал надо записываться! бубнил охранник, молодой, дёрганый. Там проще, чем в очередях.
Какой у меня интернет, у меня кнопочный-телефон, ворчала она.
Степан Петрович, усмехаясь, однажды спросил:
Давайте я вам помогу, у меня планшет с вайфаем, сын подарил. Там всё показано. Вместе разберёмся!
Долго водил пальцем по экрану, то не туда нажмёт, то номер перепутает оба смеялись. Пароль она переписала в тетрадь; он покривился, но похвалил. Другая ситуация с коммуналкой: приносит он квитанции, она раскладывает по стопке, оба ворчат на новые тарифы.
Всё усложняют, сетовал он. Раньше в сберкассу пришёл всё оплатил, разом.
Сейчас и очередей нет, зато шифров и кодов с ума сойти, хмурилась она.
Пили чай, он приносил баранки, она варенье. Окно двора, коты играют в бурьяне, лица вокруг знакомые. Было тихо и уютно.
Порой спорили. О детях, будущем, уезде в другой город.
Сын зовёт переезжай! говорил он. Но что я там, у них на диване? У своих гостей на хвосте сидеть?
А меня сын в Москву зовёт, кивала она. Но тут у меня подруги, могила мужа. Как всё оставить?
Спорили тихо, не резко, каждый понимал другого лучше, чем самого себя.
Раз случился разрыв пару дней не увиделись, снег с дождём. Надежда Семёновна оказалось невмоготу: тревожилась, представляла, как в его квартире шипит батарея, а он слушает звук как сигнал единственного мира.
Однажды в почтовом ящике записка: «Надежде Семёновне. Я в больнице. Степан П.» Сердце забилось у неё сразу. Вспомнила болел у него спину и сердце. Позвонила в регистратуру районной больницы с трудом узнала отделение и палату. Купила пакет яблок, печенья и вскоре уже шла по коридору, где пахло йодом и картошкой.
В палате на три койки Степан Петрович читал газету. Увидел её облегчение пробежало по лицу.
Как вы меня нашли? с удивлением спросил.
По ниточке, сказала она. Что случилось?
Сердце прихватило ночью, виновато пожал плечами. Дочка приносила суп, сын не знает. Не стал звонить у него свои дела.
Про дочку сказал: «Со стороны спрашивала, кто такая записку приносила». Объяснил соседка, помогает с квитанциями, вместе гуляем. Надежде Семёновне стало чуть обидно, но виду не подала: возраст не тот, чтобы слова к сердцу близко принимать.
Я ведь не сиделка, весело хмыкнула она. Мы напарники по жизни.
В тишине больничной палаты пришло ощущение, будто они-то и есть друг для друга самые настоящие помощники и напарники. Он признался не боится смерти, а боится, что увезут и никто не узнает.
Дочь его Валентина со временем привыкла к этой новой женщине рядом с отцом. Попрощавшись на лифте, ошарашенно сказала:
Спасибо, что заходите. Папа stubborn, всё сам а вам спасибо.
Мы друг у друга несрочные помощники, заверила Надежда Семёновна.
Степан Петрович лежал в больнице две недели. Она относила ему бананы, журнал «Огонёк», пару раз приносила шерстяные носки. Молчали вместе, иногда смеялись про молодость, рыбалку, свои дачные истории.
Когда весна пошла на убыль, его выписали Валентина отругала за нервы. На второй день после возвращения он вышел во двор, к своей лавке. Краем глаза увидел Надежда уже ждёт.
Они молча смотрели на прохожих. Он признался:
Боюсь быть обузой. Не хочу, чтобы вы думали, что обязаны мне помогать.
Так я и не думаю, ответила она. Мы же не обещаем быть друг другу младшей медсестрой. Просто рядом сидим, если силы есть.
Давайте не требовать друг от друга невозможного, предложил он.
Давайте, кивнула она.
С тех пор удобно, не навязчиво, их дружба приобрела свой ритм. Иногда гуляли до почты, иногда сидели на её кухне с пирогами и разговорами. Если нужно было кому-то зайти к врачу шли вместе. Если захотелось поговорить вечером звонили, предупреждали, что разговор короткий: «Уже поздно».
Когда у Надежды Семёновны сломался кран, позвала он помог вызвать сантехника, сам уже не полез под раковину. На базаре торговались вместе, Надежда выбирала морковь, а он стоял в сторонке, поглаживал усы.
Их дети поначалу с опаской. Сын Надежды как-то сказал по телефону:
Мама, ты не доверяй чужим, мало ли
Да не чужой он, сосед наш.
Дочь Степана Петровича:
Пап, осторожней с этими знакомствами
У нас свои правила, доченька, ответил он.
Наступило лето. В сквере стало многолюдно, много молодых, много стариков. Но «их» лавочка всегда ждала их, как будто специально под кроной старой берёзы, где с утра вперемешку пахло кофе из окна и свежими газетами.
Однажды, когда вечер промозглый, а мир казался сдвинувшимся с места, Степан Петрович сказал задумчиво:
Я вот раньше думал старость это когда конец. На деле жизнь тут есть. Не такая, как в молодости, но своя, другая. И главное не одному идти.
Вы про нас? улыбнулась Надежда.
Про нас в том числе. Мне с вами спокойнее.
А мне не страшно исчезнуть незамеченной, согласилась она. Если вдруг не выйду, хоть кто спросит.
Он усмехнулся:
Я не просто спрошу, я весь подъезд подниму!
Пошли по двору, медленно, каждый в своей тени, но рядом. У раздорожья остановились.
Завтра в поликлинику? спросил он.
К восьми. Вы пойдёте?
Пойду, но дальше регистратуры не пойду, пошутил он. А то крови лишитесь
Договорились.
Она вернулась домой, поставила чайник, посмотрела в окно. Внизу, у подъезда, возился Степан Петрович. Почувствовав взгляд, поднял голову, махнул рукой. Она ответила, улыбнулась. Тишина квартиры стала чуть теплее, и теперь ей стало ясно: эта маленькая скамейка в сквере не только место отдыха, но и своеобразная подпорка жизни. Не чудо, не любовь просто рядом есть человек, который завтра спросит: «Как дела, Надежда Семёновна?» А это, может быть, главное, что нужно на двоих.
