«Всё нормально» — а сама всю ночь проплакала
— Мама, ну что с тобой? — Таня дёрнула мать за рукав. — Почему молчишь? Я же спрашиваю!
— Всё в порядке, доченька, — Людмила Степановна вытерла руки о фартук и отвернулась к окну. — Просто устала немного.
— Какая усталость? Ты же на пенсии! — голос дочери прозвучал раздражённо. — Я уже полчаса объясняю про переезд, а ты будто сквозь меня смотришь.
— Слышу, слышу. Переезжаете в новую квартиру, молодцы.
Таня фыркнула и плюхнулась за кухонный стол, где стояли нетронутые кружки с остывшим чаем.
— Мам, ну посмотри на меня! Что случилось?
Людмила Степановна медленно повернулась к дочери. В глазах стояли слёзы, но она изо всех сил сдерживала их.
— Говорю же, всё хорошо. Продолжай рассказывать про квартиру.
Таня пристально взглянула на мать. Что-то было не так, но понять что именно, она не могла. Мать выглядела осунувшейся, под глазами — тёмные круги.
— Мам, а где папа? Он ещё не вернулся с дачи?
— Папа… — Людмила Степановна запнулась. — Папа задерживается. Дел много там, в саду.
— В декабре? — удивилась Таня. — Какие дела в декабре на даче?
— Ну… снег чистить, домик проверить. Зима же.
Дочь нахмурилась. Отец никогда не ездил на дачу зимой. Говорил, что там делать нечего, только деньги на дорогу зря тратить.
— Мам, позвони папе. Пусть приезжает, мне с вами обоими поговорить надо.
— Не надо его отвлекать, — быстро ответила Людмила Степановна. — Он там… занят.
— Чем занят-то? — Таня достала телефон. — Сейчас сама позвоню.
— Не надо! — мать резко выхватила у неё трубку. — Не звони ему, пожалуйста.
Таня опешила от такой реакции.
— Мама, что происходит? Вы поссорились?
— Мы не ссорились. Всё нормально, я же говорю.
— Да что за «всё нормально»! — взорвалась Таня. — Ты сидишь бледная как мел, глаза красные, папы нет дома, а ты твердишь «всё нормально»!
Людмила Степановна крепко сжала губы и снова отвернулась к окну. За стеклом кружились крупные снежинки, укрывая двор белым покрывалом.
— Хочешь чаю свежего? — спросила она, меняя тему. — Этот уже холодный.
— Не хочу чая! Хочу правды!
Таня встала и подошла к матери вплотную.
— Мам, я твоя дочь. Если что-то случилось, я должна знать. Где папа?
Людмила Степановна закрыла глаза. В груди всё сжалось от боли, которую она носила в себе уже неделю. Неделю молчания, недосказанности, притворства.
— Папа… — начала она и замолчала.
— Что с папой? — Таня схватила мать за плечи. — Мам, ты меня пугаешь!
— С папой всё в порядке. Он здоров.
— Тогда где он?
Долгая пауза повисла между ними. Людмила Степановна смотрела в пол, перебирая край фартука.
— У Гали, — выдавила она наконец.
— У какой Гали?
— У Галины Васильевны. Из соседнего подъезда.
Таня растерянно моргнула.
— Не понимаю. Что он там делает?
— Живёт, — тихо сказала Людмила Степановна.
Слово упало между ними, как камень в воду, расходясь кругами понимания.
— Как… живёт? — переспросила Таня.
— Переехал к ней. Неделю назад. Сказал, что больше не может со мной, что любит её.
Дочь опустилась на стул, словно подкошенная.
— Мам… Это правда?
— Правда.
— А ты мне говоришь «всё нормально»?
Людмила Степановна наконец повернулась к дочери. Лицо её было мокрым от слёз, которые она больше не могла сдерживать.
— А что я должна была сказать? Что твой отец, с которым мы прожили тридцать восемь лет, бросил меня ради соседки? Что я теперь никому не нужная старуха?
— Мам… — Таня вскочила и обняла мать. — Почему ты мне не сказала сразу?
— Не хотела расстраивать. У тебя переезд, дети, работа. Зачем тебе мои проблемы?
— Какие дети? Мои дети уже взрослые! А ты моя мать, и твои проблемы — это мои проблемы!
Людмила Степановна всхлипнула и прижалась к дочери.
— Танюша, мне так плохо. Я не знаю, что делать. Как жить дальше.
— Расскажи мне всё. С самого начала.
Они сели рядом на диван. Людмила Степановна вытерла глаза платком и начала рассказывать.
— Началось всё месяца три назад. Папа стал часто задерживаться, говорил, что дела всякие. Потом стал холодным каким-то. Раньше же он всегда спрашивал, как дела, что приготовила. А тут молчит, телевизор смотрит или в телефоне сидит.
Таня слушала, не перебивая.
— Я сначала подумала, что устал просто. На работе у него аврал был, новый проект. Но потом заметила, что он стал за собой следить больше. Рубашки новые купил, одеколоном пользоваться начал. А дома ходит хмурый.
— И ты ничего не подозревала?
— Подозревала, конечно. Но думала, может, мне кажется. Мы же столько лет вместе, дети, внуки скоро будут… Казалось невозможным.
Людмила Степановна снова заплакала.
— А потом я встретила эту Галю возле магазина. Она так странно себя вела, смущалась, глаза отводила. И тут я поняла.
— Что поняла?
— Что они вместе. По женской интуиции поняла. Пришла домой, а папа собирается куда-то. Говорит, к Семёнычу зайдёт. А сам весь нарядный, причёсанный.
— И ты его проследила?
— Да. Стыдно, но проследила. Пошёл он прямиком к этой Гале. Поднялся к ней в квартиру.
Таня сжала кулаки.
— И что ты сделала?
— Ничего. Вернулась домой, сидела до утра, думала. А утром он пришёл, как ни в чём не бывало. Завтрак попросил, на работу собрался.
— Мам, ну почему ты молчала? Надо было сразу поговорить с ним!
— Я боялась, — призналась Людмила Степановна. — Боялась, что если заговорю, то он уйдёт. А так хоть дома был, хоть видела его.
— И долго это продолжалось?
— Месяц. Целый
