Жил-был в деревне мужик по имени Иван Петрович. Обычный, небогатый. Домишко старенький, живности полно: две коровы, три козы, три утки, десяток кур да пёс Шарик. Земли кусок — сажал то картошку, то свёклу, то бог знает что, лишь бы прокормиться.
Трактор еле дует в сарае, инструменты древние, но зато всё хозяйство его обожалo. А всё потому, что он с ними по-человечьи — разговаривал, кормил, если кто заболеет — в дом брал, как ребёнка.
Соседи-фермеры смеялись: «Сдал бы на мясо — сразу бы деньги появились! И технику новую купил, и женщина какая-нибудь на тебя посмотрела бы. А так кто тебе, нищему, нужен?»
Но Иван Петрович только улыбался: «Не могу я. Они мне как родные».
По субботам вся деревня в местном кабаке собиралась — выпить, на бильярде сыграть, под гармошку сплясать. А Иван Петрович в уголку сидел, сапоги дырявые под стол прятал.
Официантка Наташка на него поглядывала — мужик тихий, глаза добрые. Разок пыталась его на танец вытянуть, но он зарумянился, забормотал: «Да я, знаете, с утра перебрал…»
«Врёт! — возмущалась Наташка. — Он же одну рюмку выпил!»
Тут сосед ему и объяснил: «Дурак он. Всё хозяйство кормит, еле сводит концы с концами. Мы ему — продавай! А он — семья!»
Один из мужиков попытался Наташку обнять — получил оплеуху. Весь кабак смеялся. А Наташка после этого на Ивана Петровича совсем иначе смотреть стала. То котлету ему лишнюю подложит, то чай бесплатно нальёт. А он краснеет, отнекивается.
То ли любовь у них безответная, то ли взаимная, да он себя недостойным считает.
Тем временем посевная. Живность за трактором ходит, морально поддерживает. А Шарика Иван Петрович с собой в кабак таскает — под стол сажает, котлеты ему скармливает. Сам голодный, а пса кормит.
Наташка видит это — то ли расплакаться, то ли при всех к нему на колени сесть да спросить: «Шарика кормишь, а меня поцеловать не хочешь?»
Но однажды вечером Иван Петрович на лавочке сидел, живность вокруг — и вдруг схватился за сердце. Упал.
Животные взвыли! Куры загоготали, козы заблеяли, коровы заревели.
Только Шарик тихо лапу на грудь хозяина положил — сердце еле бьётся.
«Тихо! — зарычал он. — Хозяину худо! Я за помощью побегу, а вы — стерегите!»
И помчался в кабак.
Там вовсю гармошка играла, народ плясал. Шарик лает — никто не слышит.
Вдруг — БАМ! Двери настежь, и в зал врываются две коровы, за ними козы, утки, куры!
Музыка смолкла. Все в шоке.
«Хозяину плохо!» — лает Шарик.
Мужики мигом в машины — и к дому Ивана Петровича.
Еле успели — в больницу отвезли.
А Наташка бросила работу, переехала к нему — за хозяйством смотреть. Каждый день в больницу наведывалась.
Он краснел: «Я всё верну… Только моих деток не бросай…»
Через месяц Иван Петрович домой вернулся — и глазам не поверил.
Наташка свой дом продала, деньги в ремонт вложила, технику новую купила.
«У меня таких денег нет…» — прошептал он.
Живность тут же его окружила, толкается, лижет.
«А мне можно?» — спросила Наташка.
Он её обнял.
Все звери сидели тихо — смотрели.
Сыграли свадьбу. Живут теперь душа в душу.
Свинарник построили, сотню поросят завели — но Наташка Ивана Петровича туда не пускает:
«Иди отсюда! Вырастишь их — выпустишь в поле! А мне кредит осенью отдавать!»
Он вздыхает, идёт к дому, садится на лавочку.
Коровы головы на плечи кладут, куры у ног копошатся, Шарик рядом сидит.
Иван Петрович сказки им рассказывает.
Наташка из свинарника выходит, смотрит — и улыбается.
Молится только об одном — чтобы так было всегда.
А сказка эта — она, в общем-то, про любовь.