Бумажный журавлик на улице привёл меня к разгадке исчезновения отца
Моя жизнь не была ни особо интересной, ни наполненной смыслом… пока я не увидела бумажного журавлика на мокром тротуаре — точь-в-точь таких, каких складывал мой отец перед тем, как исчезнуть двадцать пять лет назад.
Я была писательницей, у которой закончились истории.
Ну, формально это было не так. Каждый четверг я отправляла в журнал свои статьи. С заголовками вроде «Что форма вашей любимой пасты говорит о вашем характере». Это было нормально. Лёгкое чтиво, чтобы отвлечься.
Но моя редактор, Елена, хотела большего.
«На этот раз напиши что-то настоящее, Катя. С душой. С чувством», — сказала она во время звонка в Zoom, щурясь за кривыми очками и потягивая чай из кружки с надписью «Слова имеют значение».
«Конечно. Может, добавлю счастливый конец и пару слёз для алгоритмов».
Она даже не моргнула. Только резко посмотрела на меня. И — щёлк. Звонок прервался.
«Ну, отличный разговор», — пробормотала я себе под нос.
Я закрыла ноутбук и откинулась на спинку стула. В квартире пахло корицей и старыми книгами. Было тихо. Такая тишина, что звенит в ушах, словно дразнит тебя, заставляя думать о чём-то лишнем.
Мой парень, Николай, любил говорить, что ему нравится, какая я «неприхотливая». Да, конечно. Он просто не знал, что «неприхотливая» — это синоним усталости.
Николай работал в местном отделении полиции, что добавляло иронии в нашу жизнь. Он приходил домой с историями о пропавших людях, странных кражах, ночных вызовах по поводу «подозрительных шумов». Настоящие дела. Вещи, которые имеют значение.
А я?
Я проводила ночи в спорах с метафорами.
«Мы оба за чем-то гонимся. Просто у него для этого есть жетон».
Я накинула пальто. Без определённой цели. Просто нужно было выйти.
На улице мимо проходили люди. Я свернула налево. Потом направо. Потом просто шла, не думая ни о чём. Пока что-то не остановило меня.
Вспышка цвета у водостока. Маленькая. Неподвижная. Я медленно наклонилась.
«Бумажный журавлик?» — прошептала я, подбирая его.
Он был сложен с аккуратностью, которая казалась знакомой. Каждый сгиб — точный. Но под одним крылом я заметила двойной загиб.
«Не может быть…»
Я провела пальцем по маленькому изгибу.
«Тайный знак».
Так делал мой отец. Он складывал журавликов для меня на салфетках в кафе, на квитанциях в магазинах.
«Этот — для тех, кто смотрит внимательнее», — говорил он, показывая двойной сгиб.
Я не видела таких больше двадцати пяти лет. Он исчез, когда мне было двенадцать. Ни записки. Ни следа. Просто… растворился.
«Папа…»
«Некоторые мужчины не созданы для оседлой жизни», — всегда говорила мама, будто цитировала заученную роль.
Вдруг раздался голос:
«Эй, это моё».
Я подняла глаза. Мальчик в красной шапке стоял на углу, смотря на журавлика в моей руке, будто я украла его сокровище.
«Ты его обронил?»
«Моя мама купила его у того дяди».
Он показал на переулок с цветочными ларьками. Тут же подошла женщина и взяла его за руку.
«Извините, — сказала она. — Он вечно всё теряет».
«Скажите, а где вы его купили?»
«У мужчины за углом. Он там обычно до шести. Сам их делает. Его все зовут Степан».
«Спасибо».
Впервые за много месяцев во мне что-то шевельнулось. Искра любопытства. Тяга. Я не знала, почему.
Но одно знала точно: я должна найти человека, который сложил этого журавлика.
***
На следующий день я вернулась туда. Листья кружились под ногами, и я шла медленнее, не зная, что найду. Вдруг услышала смех. Звонкий, заразительный.
Небольшая толпа детей собралась у цветочного киоска. Четверо или пятеро сидели на корточках, глаза горят, хлопают в ладоши.
«Ещё! Сделай дракона!»
«Да, большого!»
«Ну давай, волшебник!»
Я остановилась за углом, наблюдая. И вот он.
Сидит на картонной коробке, в длинном потрё́панном пальто. Его руки быстро двигаются, создавая бумажный зоопарк.
Лиса. Лягушка. Жираф из парковочного талона. Он улыбается, но почти не говорит.
Одна девочка взвизгнула, когда он подарил ей бабочку из фантика. Другой мальчик подпрыгивал от нетерпения.
«Ну же, ну же! Дракона!»
Степан (если это было его настоящее имя) складывал молча, а дети не отрывали глаз от его рук, будто он показывал настоящее чудо.
«Этот сложный».
И с последним движением он поднял готовую фигурку.
«Вуаля. Дракон».
«Это так круто!»
«На сегодня всё, ладно? Идите мультики смотрите».
Дети рассмеялись и разбежались, сжимая в руках своих бумажных зверей. Я подошла ближе, сердце странно сжалось.
«Впечатляет, — тихо сказала я. — Вы Степан?»
Он не поднял взгляд.
«Меня так зовут».
«Вы всё это делаете сами?»
«Нет, — сухо ответил он. — Это фея оригами из библиотеки».
Я улыбнулась. «Вчера я нашла цветного журавлика. У него был двойной сгиб под крылом».
Он замер. Руки остановились на полусгибе. Потом он поднял глаза.
«Что?»
«Тайный знак, — объяснила я. — Так называл это мой отец. Маленький сгиб под крылом. Он говорил, что это для тех, кто смотрит внимательнее».
«Дай угадаю, — пробормотал он. — Ты поэт. Или философ».
«Близко. Писатель».
Он коротко усмехнулся. «То же самое. Только меньше бутылок вина и больше кофе».
Он взял рекламную листовку и снова начал складывать. Я наблюдала за его руками.
«Вы помните, как научились этому?» — спросила я.
«Нет. Никто не спрашивает ложку, как она научилась есть суп. Она просто ест».
«Вы продаёте их?»
«Вроде того. Раз в месяц заходит дизайнер, говорит, что они “добавляют смысл в современное пространство”». Он пожал плечами. «Я просто складываю».
