Анфиса Степановна обожала две вещи в жизни: себя — безоговорочно, и своего сына Ванюшу — с фанатичной, слепой преданностью. Ванюша был не просто сыном. Он был центром её маленькой, тщательно выстроенной вселенной. С пелёнок он получал всё самое лучшее: игрушки, о которых соседские дети только мечтали, одежду «как у царя», деликатесы, которые в их провинциальном городке были редкостью.
Ванюшу записывали на всевозможные кружки: от балета («Для осанки, Ванечка!») до бокса («Чтоб мог постоять за себя!»). Но Ваня проявлял завидное постоянство — нигде не задерживался дольше месяца. Учиться было скучно, стараться — слишком сложно. Гораздо веселее было гонять воробьёв во дворе, разрисовывать рекламные плакаты и дразнить соседскую кошку Машку, за что та однажды оставила на его дорогих джинсах «автограф» когтями. Анфиса Степановна лишь вздыхала: «Ну что поделать, нрав!»
Ваня вырос. Превратился в рослого увальня с вечно сонными глазами и белыми, не знавшими работы руками. Тогда перед Анфисой Степановной встала новая священная задача: уберечь своё Солнце от «недостойных». В её личном рейтинге «достойных» значились: квартира (желательно в центре Москвы), машина (иномарка, не старше пяти лет) и родители (обязательно с положением). Ваня, привыкший, что мама знает лучше, послушно отшивал одну за другой. «Ну что ты, сынок, у неё же отец — простой учитель!» или «Ты представляешь, она даже на такси не ездит! Совсем не твой уровень». Серьёзных отношений не было. Все были «не те».
Пока однажды в библиотеке, куда Ваня зашёл случайно (может, концерт бесплатный дадут?), он не столкнулся с Катей. Катя несла стопку книг, и они рассыпались. Ваня, движимый редким порывом, помог подобрать. Взглянул в её большие, серые, как осеннее небо, глаза. И… что-то щёлкнуло. Катя работала библиотекарем. Жила в маленькой «однушке» на окраине, доставшейся от бабушки. Машины не было. Родители — простые врачи из Подмосковья. По меркам Анфисы Степановны — полный провал. Но Катя была тихой, улыбчивой, пахла книгами и тёплым хлебом. Ваня впервые в жизни не послушал маму. Привёл Катю домой.
Анфиса Степановна встретила невесту, как следователь — подозреваемую. Осмотр с головы до пят. Чай, нарочно остывший. Вопросы, как допрос:
«Квартира есть? Ага, однушка… На окраине… Родители? Врачи? Интересно… А машину есть? Нет? Печально».
Катя краснела, мяла уголок салфетки, отвечала честно. Ваня жевал мамины пирожки и смотрел в окно. В душе Анфисы Степановны бушевала буря. «Эта скромница?! Для моего принца?! Ни за что!»
Но Ваня упёрся. Впервые. Возможно, единственный раз в жизни. И Анфиса Степановна, скрипя сердцем, дала «добро». Не потому что смирилась. Она затаилась. Как паук в углу.
Свадьба была скромной. Катя переехала в квартиру Анфисы Степановны (куда же ещё?). И началось. То, что в народе зовётся «притиркой», а по сути — планомерное уничтожение.
«Катенька, борщ сегодня… жидковат. Не то что у меня получается. Ванюша любит наваристый, а это — вода водой».
«Ой, а пыль на полке! Ваня аллергик, разве не знаешь? Надо вытирать каждый день!» (Катя вытирала утром и вечером).
«Ваня, посмотри, как Катя твою рубашку погладила! Складка! Ты же не пойдёшь так на работу? Сними, я переделаю».
Катя терпела. Любила Ваню. Надеялась, что он заступится. Но Ваня привык, что мама всегда права. И молчал. Лишь иногда ворчал: «Ну, Кать, старайся. Мама же заботится».
Анфиса Степановна действовала тоньше:
«Ваня, Катя сегодня колбасу купила… самую дешёвую! Экономит, что ли, на тебе?»
«Ой, Катенька, в этом платье ты… как мешок картошки. Не идёт тебе. Ваня, скажи ей, пусть не носит». (Платье было новым, купленным на первую зарплату Кати).
Катя плакала в подушку. Ваня злился: «Хватит ныть! Маме же виднее!»
Однажды, вернувшись с работы (Катя подрабатывала в вечерней школе), она застала сцену: Анфиса Степановна выливала её суп в раковину.
«Ой, Катюша! Прости! Я нечаянно… Показалось, испортился. Ничего, Ваня, я тебе омлет сделаю! Лучше моего омлета ничего нет!»
Катя посмотрела на Ваню. Он пожал плечами: «Ну что поделать, мама ошиблась. Не реви».
Это была последняя капля. Не крик, а тихий шёпот вырвался у Кати: «Ваня, я больше не могу…»
«Ну и что?» — равнодушно бросил он, разглядывая телефон.
Через месяц они развелись. Катя ушла тихо, унося рюкзак с вещами и разбитое сердце. Анфиса Степановна ликовала: «Ну вот, сынок, избавились от недотепы! Теперь найдём тебе настоящую!»
И Ваня нашёл. Вернее, его нашла Даша. Яркая, как неоновая вывеска, громкая, с дерзким блеском в глазах. Дочь владельца сети аптек. С квартирой в центре, машиной и родителями, перед которыми даже Анфиса Степановна потупила взгляд. Даша не ждала приглашения. Она ворвалась в их жизнь, как ураган, на шпильках и с запахом дорогих духов.
Первый же ужин стал сражением.
Анфиса Степановна (сладко): «Дашенька, суп твой… слишком солёный. Ванюша не любит солёного».
Даша (громко, с набитым ртом): «А мне в самый раз! Вань, попробуй, вкусно! Если не нравится — не ешь. Мамаша, вам просто поругать надо?»
Ваня замер с ложкой в воздухе. Мамаша?!
«Дашенька, пыль на комоде…»
«Вижу! Вань, купим робота-уборщика! У папы такой, просто сказка! Мамаша, вы уж извините, я не служанка!»
«Даша, Ванюше этотВаня, глядя в яркие, не знающие страха глаза Даши, впервые понял, что счастье – это не мамино одобрение, а свобода быть собой.