8 сентября. Дневник.
Я всегда носила фамилию матери — Соколова. Отца я не знала. Мама говорила, что он ушёл, когда мне не было и года, и с тех пор ни весточки, ни звона. Я не задавала лишних вопросов. Думала: ну и ладно. Есть мама, есть дед в деревне — хватит с головой.
Но на двадцатый год всё перевернулось. Устроилась в архив городской администрации —скучно, зато близко к дому. Через месяц начальница велела разобрать старые папки в глубине шкафа. И там, среди справок и выписок, я нашла знакомый листок. Своё свидетельство о рождении.
— Странно, — подумала я. — Почему оно здесь?
Открыла — и обомлела. В графе «отец» стояло имя: Дмитрий Сергеевич Волков. Не прочерк. Не Соколов. А мама твердила, что он даже в ЗАГС не приходил, будто сгинул.
Весь день сидела как оглушённая. Вечером пришла к маме. Она гладила рубашки под сериал.
— Мам… кто такой Дмитрий Волков?
Утюг замер. Она медленно поставила его на подставку.
— Откуда ты знаешь это имя?
— В архиве. В моём свидетельстве. Ты же говорила, что он меня не признал…
Мама закрыла глаза.
— Прости. Я боялась. Не хотела, чтобы ты знала.
И выложила всё.
Дима был её первой любовью. Учились вместе в колледже, мечтали о свадьбе. Когда мама забеременела, он сразу предложил руку. Но его родня взбунтовалась — не пара, мол, дочь слесаря для их сына. Он спорил, но мать пригрозила лишить наследства. Выгнала.
Расписались тайком. Жили в съёмной комнатке, копили на пелёнки. А потом Диму призвали в армию. Писал письма, звонил, клялся ждать. Но через три месяца связь оборвалась. Мама поехала в его город — а там ей сказали: он… женился. На другой. И та уже носит.
Мама упала в обморок прямо в загсе. Села в поезд и больше не возвращалась. Родила меня, записала на свою фамилию. Но Дима, оказалось, через год ушёл от той семьи. Приехал — с конфетами, деньгами, игрушками. Хотел быть отцом. Мама захлопнула дверь. А он, используя связи, всё же вписал своё имя в моё свидетельство.
Приезжал ещё дважды. Но мама не простила. Мне не сказала ни слова.
Я молчала. В груди колотилось. А наутро уже ехала по адресу из справки.
Он жил в коттедже под Подольском. Я долго стояла у калитки. Позвонила.
Открыла женщина. Мачеха. Кивнула без удивления:
— Таня? Он ждёт тебя давно. Проходи.
В гостиной сидел седой мужчина с голубыми, как у меня, глазами.
— Здравствуй, дочка…
Я ревела. Он тоже. Потом часами рассказывал, как искал меня, как мама возвращала письма, как он дежурил у моей школы, но боялся подойти.
Теперь мы общаемся. И я больше не Таня Соколова — я Татьяна Волкова. Потому что в душе наконец нашлось место для правды. И для отца.
Вывод: ложь, даже во спасение, всегда всплывает. Лучше горькая правда, чем сладкий обман.
