Сквозь грозы к счастью
Жизнь Анастасии разлетелась, как глиняный горшок. После развода с мужем земля ушла из-под ног, и она, собрав остатки былого, вернулась в родную деревню под Костромой. Единственной её опорой оставалась бабушка Надежда Фёдоровна, обожавшая внучку и её сынишку Ванюшку.
— Вылитый отец, этот Ванечка, — с горькой усмешкой говорила Настя, гладя мальчика по голове. — Единственное светлое, что осталось от того брака.
— Говорила же тебе: не связывайся с этим ветрогоном, — ворчала старушка. — Сразу видно было — несерьёзный да к рюмке неравнодушный. Кто в молодости пьёт, тот и в старости не исправится. А ты твердила: «Любовь да любовь!» — словно разум потеряла.
— Ну что вспоминать, бабуля? — вздохнула Настя. — Будешь всю жизнь попрёки кидать? Зато Ванечка у нас есть — это главное.
— Не кручинься, ласточка, — обняла её бабушка. — Больше слова не скажу. Ты у меня красавица — глаз не оторвать! Да где он такую найдёт, той Олег-то? Дурак, и точка.
— В школе за мной полкласса бегало, — машинально поправила косу Настя, — а сейчас не до романов. Никому не верю. Сначала все ангелы, а потом… — махнула рукой.
— Не все ж такие, как твой бывший, — покачала головой Надежда Фёдоровна. — Вот Никита, например. Помнишь, как он за тобой ухаживал? Золотой парень — мастер на все руки, без вредных привычек. И до сих пор холостой. Последний жених из вашего выпуска, — хитренько подмигнула старушка.
— Брось, ба, — отмахнулась внучка. — Не до того сейчас. Нужно Ваню к школе готовить, дом обустраивать. Родители, как уехали в город, так там и осели. Теперь я тут за хозяйку. Да и тебе помогать надо…
— Помощь — дело благое, — кивнула бабушка, — но не торопись. Сама сначала обустройся. Я-то куда денусь? Жива-здорова, в свои семьдесят ещё и на огород бегаю. Радуюсь на вас с Ваней — большего счастья не надо. А родители твои не бросят, помогут. Может, на пенсии вернутся. Вот и заживём одной семьёй: вы в новом доме, а я в своей горенке рядом.
— Эх, бабуля, ты у нас курочка-наседка, — обняла её Настя, звонко чмокнув в морщинистую щёку.
— А про Никиту всё же подумай, — шлёпнула её легонько старушка, как в детстве. — Такие женихи по дорогам не валяются.
Три месяца Настя привыкала к деревенской жизни. Никита, местный механизатор, не спускал с неё глаз. Он, как и Надежда Фёдоровна, считал её первый брак ошибкой, оставившей глубокую рану. Когда они с бабушкой сговорились — одному Богу известно, но то в магазине «столкнутся», то на почте. Старушка шептала ему новости про Настю и Ваню, сокрушаясь, что внучка до сих пор одна.
Никита краснел, вздыхал, но боялся снова получить от ворот поворот. Бабушка, видя его сомнения, подбадривала:
— Она повзрослела, Никитушка. Многое переосмыслила. Красота — дело наживное, а ты — мужик что надо: надёжный, руки золотые, сердце доброе…
— Да и лицом не вышел, — усмехнулся парень, но сразу серьёзно добавил: — Я её всё эти годы любил, Надежда Фёдоровна. Ни о ком другом и думать не мог.
Старушка прослезилась и пообещала помочь.
— Только не дави, родной. Дай ей время. Полтора года — не срок, чтоб душу залечить, — наставляла она.
— А вдруг кто перехватит? — забеспокоился Никита. — Упустил раз — не хочу второй. Сделаю всё, чтоб она моей стала!
— Тогда слушай сюда, — хитрила бабушка. — Помогай ненавязчиво, чувств не показывай. А там видно будет.
— Да вы, бабонька, психолог натуральный! — рассмеялся парень. — Сработает?
— Ещё как! — заверила она. — Я словечко замолвлю. Но смотри: обидишь — мне сердце расколешь.
Никита кивнул, и на душе потеплело, будто он уже получил и благословение, и согласие Насти.
Весна вступала в права. По чёрным пашням важно шагали грачи. Как-то утром Настя услышала рёв трактора у калитки. Выскочив в старом халате и тапках, она ахнула:
— Никита, это что? Кому? — уставилась на кузов, полный перегноя.
— Тебе, кому же! — отозвался он, спрыгивая с трактора. — Бабушка заказала. Велела привезти — я и привёз. Открывай калитку. Да ты что в тапочках-то? Одевайся, простудишься! — сам распахнул калитку, аккуратно заехал и выгрузил удобрение у сарая.
— Сколько с меня? — потянулась Настя за кошельком.
— Ничего. Бабуле как ветерану — бесплатно. Прячь деньги, — буркнул Никита, мельком глянув на неё, и укатил.
На следующий день его племянник-десятиклассник Алёшка три дня разбрасывал перегной по огороду, тоже не взяв ни рубля.
— С дядей договорились, — отмахнулся паренёк. — Не велел — значит, не возьму.
— Да что за дела? — всплеснула руками Настя. — Меня что, в пенсионеры записали? Социализм построили?
Бабушка только сияла:
— Вот и грядки готовы. Этот перегной землю удобрит на годы. Сей, что душа пожелает.
Через неделю Никита подбросил машину навоза, прикрыв его плёнкой за сараем.
— Пусть полежит, — деловито сказал он. — Радуйся, что даром.
— Спасибо, Никита, — улыбнулась Настя. — Не знала, что ты такой хозяйственный. Может, на чай зайдёшь? Пирожки с капустой пекла.
Парень едва не подпрыгнул от радости, но, вспомнив бабушкины наказы, сдержался:
— Как-нибудь в другой раз. Дела горой. Держи, это Ване, — сунул шоколадку. — Мне сладкое вредно.
Настя тепло посмотрела на него:
— Приходи, как освободишься. Мы с бабушкой будем рады.
Никита ехал домОн улыбнулся, глядя на закат, и впервые за долгие годы почувствовал, что счастье где-то совсем рядом.
