Помню, как в старые годы я, Алексей, попросил у Петра Ивановича, своего отца, позволения пожить у него несколько месяцев.
Пап, можно пожить у тебя пару месяцев? спросил я, будто боясь услышать «нет».
Против, коротко отозвался он.
Развод Петра Ивановича и моей матери произошёл лет десять назад. Через два года мать снова вышла замуж, а отец остался один в трёхкомнатной квартире в Новгороде. У него был тяжёлый характер, почти невыносимый: женщины появлялись в его жизни, но быстро исчезали. Сыну же он никогда не отказывал и алименты, и всё необходимое, и строгую, но отеческую опеку, лишённую ласки.
Я рано стал самостоятельным. После одиннадцатого класса ушёл работать, съехал от матери в общежитие. Через пару лет женился на Марфе, подруге ещё со школы. Мы собирались взять ипотеку, копили на первый взнос, когда хозяин нашей комнаты объявил, что продаёт её. Нам пришлось ждать завершения сделки. Я решился попросить у отца, ведь он жил один и мог бы меня принять. Его отказ меня смутил, и я уже хотел отступить, когда он, не поднимая голоса, сказал:
Можно, лишь бы тихо.
Спасибо, вздохнул я с облегчением.
Пётр Иванович был человек немногословный, любил тишину, скуп на эмоции. Поэтому его условие не стало для меня неожиданностью. Марфа, будучи на пятом месяце беременности, тоже нуждалась в покое. Она не подозревала, что «тихо» означало лишь наше молчание, а в доме отца всё звучало громко: его утренний марш в тапочках, скрежет по полу, громыхание падающих вещей.
Пётр Иванович просыпался в пять утра, громко шаркая по дому, следуя расписанию: туалет, ванная, кухня, обратно. В утренней тишине лишь шаркшаркшарк, громых! «Чёрт возьми!» и снова. Людям, спящим в комнатах, это было почти безразлично; он был хозяин, а кто не любит уюта, тот может уйти.
Старик контролировал всё: телевизор после девяти запрет, запах жарки недовольство, свет и воду экономили, ведь он не был богатым.
Неделя прошла, пока Марфа не попала в больницу. По её удивлению, через два дня в палату зашла Пётр Иванович с коробкой фруктов.
Витамины ребёнку нужны, сурово протянул он.
Спасибо, Пётр Иванович, сказала она.
Угу, кивнул он, я ухожу. Слушайся врачей.
Хорошо, улыбнулась Марфа, прощаясь.
После выписки Пётр Иванович всё так же вставал в пять, но стал шуметь потише, пытаясь проявить заботу: звал на завтрак, молча подбирал тряпку и сам мыл полы, ведь Марфе нужно было отдыхать.
Квартиру мы купили лишь через три месяца, а отец настоял, чтобы в новой квартире был ремонт, прежде чем мы вселимся. Марфа родила, когда ремонт был в полном разгаре; нам пришлось вновь переехать в дом отца. Свекровь и её родители навещали нас несколько раз, но Пётр Иванович делал вид, что гостям не рад, лишь улыбался, глядя на свою внучку, маленькую Варью.
Каждое утро он забирал Варью, давая Марфе возможность вздремнуть после бессонных ночей. Он даже научился менять подгузники. Когда настало время переехать в нашу собственную квартиру, Пётр Иванович, отряхивая сухие мужские слёзы, сказал:
Вы ещё молоды, живите со мной, пока Варья не вырастет.
Алексей и Марфа переглянулись в удивлении. Отец, отвернувшись, добавил:
Это лишь старческая сентиментальность. Что стоите? Приходите, разбирайте вещи, успеете ещё переехать, олухи.
Мы думали, что он ждёт, когда мы окончательно съедем, но судьба сыграла свою партию. Оставалось лишь удивляться переменам в характере сурового, замкнутого отца. Мы решили остаться. Ведь наличие дедушки огромный плюс.
Пётр Иванович, нежно обняв свою внучку, был счастлив, что в его жизни появился самый дорогой человек.
