Чернильные пятна на пожелтевших страницах
Конверт пришёл без опознавательных знаков — серый, потрёпанный, без обратного адреса. Почерк был незнакомый, угловатый, будто человек давно не брал в руки ручку. Но в каждой кривой букве угадывалось что-то родное, будто чернила знали её имя. Штемпель показывал дату: три недели назад. Анастасия сразу поняла — от кого. Сердце ёкнуло, потом забилось часто-часто, словно пыталось нагнать упущенные годы.
Шестнадцать лет. Столько прошло с тех пор, как Артём в ту злополучную осень захлопнул дверь, оставив на вешалке кожаную куртку, в ванной — бритву, а на полке — их общую фотографию у озера. Он не взял ничего. Даже недопитый чай остался на столе. Но хуже всего была тишина. Она въелась в стены, в одеяло, в воздух между утрами и вечерами. Его молчание стало последним прощением — и самым тяжёлым.
Письмо пролежало на столе целый час. Анастазия делала вид, что занята: переставляла посуду, вытирала пыль с подоконника, листала журнал, не вникая в слова. Наконец, взяла ножницы и вскрыла конверт. Лист внутри был плотный, с шероховатыми краями, а чернила местами расплылись — будто он писал наспех или рука дрожала. Она провела пальцами по строчкам, словно хотела ощутить не буквы, а самого человека.
«Настя. Не знаю, жива ли ты. И как живёшь. Это письмо — не попытка вернуть прошлое. Я знаю — нельзя. Да и ты, наверное, не захочешь. Просто хотел сказать: я помнил. Не всегда, но чаще, чем готов был признаться. Смешно, да?»
Она прошептала слова, едва шевеля губами. В комнате повисла тишина. Даже стук старых часов за стеной будто замер. Воздух стал густым, как перед дождём. Время остановилось.
Анастасия опустилась на стул. В комнате пахло вчерашней картошкой и подгоревшим маслом. В памяти всплыли обрывки: как он заливисто смеялся, как рвал сливы в бабушкином саду, как однажды притащил ей потрёпанный сборник стихов: «Читай, в твоей душе есть музыка!» Тогда она отмахнулась — не до поэзии было. А теперь остались только эти строки.
Письмо было коротким. Внизу — адрес. Маленький городок под Владимиром. Он был там. Или хотел, чтобы она так думала. Этот адрес не был приглашением — лишь признанием: «я ещё помню».
На следующее утро она села на автобус.
Не из-за тоски. Не из-за прощения. А потому что не могла оставить письмо на столе, как незаживающую рану. Потому что порой легче проехать сотню вёрст, чем всю жизнь гадать, что могло бы быть.
Автобус трясло на колдобинах, за окном мелькали заснеженные поля, покосившиеся избы, замёрзшие речки. На каждом повороте ей чудился его силуэт. Она не слушала музыку, не читала — просто смотрела вдаль, будто ждала, что за следующим перелеском найдёт ответ.
Дом оказался старым, с облупившейся краской. Калитка скрипела, как в дешёвых мелодрамах. Номер еле читался. Она постояла у ворот, дыша неровно. Потом толкнула дверь.
Его увидела первой. Слегка сгорбленный, с тростью в руке. Волосы поседели, взгляд — усталый, но мягкий. И в этом взгляде было всё: и вина, и тоска, и шестнадцать лет молчания.
— Настя?
Она кивнула.
— Заходи.
Они не бросились в объятия. Не рыдали. Не вспоминали обиды. Просто сели за кухонный стол. Чайник шипел на плите. В воздухе витал запах мяты и старых книг.
Молчали долго. Но это молчание не давило. Оно было как мост — из её мира в его.
— Думал, я не приеду? — наконец спросила она.
Он пожал плечами.
— Думал, ты научилась жить без меня. Ты всегда была крепче.
— Я не стала крепче, — ответила она. — Просто поняла, что не всё нужно нести с собой.
Потом она заметила на столе клочок бумаги с расплывшимся чернильным пятном. Такое же было в письме.
— Больше никому не писал? — спросила она.
Он медленно покачал головой.
— Только тебе. Даже если не отправлял. Всё — тебе.
— Я не простила, — сказала Анастасия. — Но я здесь. Может, этого хватит.
Он кивнул. Потом, будто по привычке, достал из шкафа потрёпанную книгу. Ту самую. Она узнала её сразу — потрёпанный корешок, закладка из газеты.
— Иногда перечитываю, — сказал он. — Особенно те страницы, что тебе нравились. Будто разговариваю, только без слов.
Анастасия взглянула в окно. За стёклами тихо падал снег. Белый, чистый, как ненаписанная страница.
— Тогда, может… сегодня прочтём что-нибудь вместе?
Он посмотрел на неё. В глазах мелькнуло что-то тёплое. Он ничего не ответил. Просто слегка улыбнулся.
И этого, в самом деле, оказалось достаточно.
