Что будет дальше? спросила Олеся, будто сама себе, а не парню, голосом дрожащим от тревоги.
Что? Я пошлю к тебе сватов. Жди, ответил Борислав, не смущаясь.
Олеся вернулась с вечера, когда её судьба словно листок под ветром перевернулась. Она, светлая и загадочная, рассказала младшим сестрам о встрече с Бориславом, их разговорах под сеном, о обещании жениться осенью, когда закончится работа над полем.
Но в полях уже убрали всходы, в амбары погрузили колос, приближался новый год, а сватов не было в виду. Мать Олеся, тётя Ганя, заметила, что её старшая дочь стала задумчивой, тонулой в печали, будто её весёлый образ подмялся неровяными складками.
Тётя Ганя, не теряя времени, отправилась в соседнее село, где жил Борислав. Там её встретила мать молодого мужчины, ничего не подозревающая о тайных делах сына. Тётя Ганя выговорила всё, что думала, и обе женщины сошлись во вражде против Борислава.
Откуда я знаю, чей ребёнок будет у Олеся? В селе мужиков много, а я всё их детей признавать буду? бросил он, глядя на гневную тётю.
Тётя Ганя, покидая дом, лишь шепнула в сторону Борислава:
Пусть всю жизнь женится, негодник!
Эти слова, будто крик в небесной канцелярии, отзвонились в судьбе. Борислав позже женился четыре раза. Олеся увидела в мимолётном взгляде матери, что встреча двух женщин не сулит радости.
Тётя Ганя строго-настрого наставила дочерей:
Отец ни слова! Разберёмся сами. Олеся, поезжай в Ярославль к родным. Когда ребёнок появится, оставь его в роддоме, иначе в нашем селе бабки будут языки полоскать без устали.
Муж тёти Гани, Денисий Валерьянович, был учителем в местной школе, уважаемым интеллигентом, известным лишь по отчеству. Однажды в их подоле появился ребёнок позор всему колхозу. Тётя Ганя, не желая позора, отправила Олеся к родичам.
Пусть Олеся переедет в город работать. Чай не маленькая, уж 20 лет, сказала она, глядя в глаза мужу.
Средняя сестра Крася вскоре отправилась в Тулу по распределению в училище, а младшая Аглая в Москву. Слова, сказанные в селе, эхом отзвались до ушей Денисия, который от учеников услышал, что в его семье беда.
Он в ярости обрушился на жену:
Как могла ты так подумать? Ребёнка в детдом? Это же наша первая внучка! Хочу увидеть её в родном доме!
Тётя Ганя, пряча страх, прошептала: «Ну, вот дочка ягодки ела, а у матери оскомина».
Через время они привезли ребёнку в село, назвали её Анечка. До года Аня не знала своей крови, а Олеся носила этот грех как тяжёлый камень.
Воспитывали Анечку и Денисий, и Ганя, и Олеся. Часто Олеся вспоминала последнее свидание с Бориславом: аромат сухих трав, сладкотягучие минуты на сеновале, безудержную любовь, словно дым. Любовь окаянная, не бросишь в окно, как картошку.
Олеся стала матерьюодиночкой, замечая в Анечке черты Борислава, её бойцовский характер. Жизнь её превратилась в туман, даже смех ребёнка вызывал печаль.
Когда Олеся исполнилось двадцать пять, к ней пришёл Фёдор, «брат», выросший рядом. Тётя Ганя имела сестру, замуж за вдовца с тремя детьми; Фёдор был одним из них.
Олеся нехотя приняла ухаживания Фёдора, хотя была молодая и одна с ребёнком. Фёдор был бы отличным мужем, если бы не Анечка. Он знал всю историю её несчастной любви, но восхищался Олеся с детства.
Свадебный шум раздался по деревне, Фёдор уехал с семьёй в Москву, где их ожидала тайна, как будто в воздухе висел невидимый шёпот. Олеся скоро родила дочь Люсеньку; Фёдор принял её как свою, не разделяя дочерей.
Десять лет пролетели. На летних каникулах внуки Аня, Люся и ещё четверо детей отдыхали у бабы Гани, которая гордо шествовала по селу, три дочери замужем, внуки и внучки рядом.
Однажды средняя внучка нашла в запылённом чулане старый блокнот. Читая записи, она узнала, что Борислав не её отец, а имя встречалось на каждой странице. Она догадалась: это дневник тёти Олеся.
Срочно она показала блокнот сестре Анечке, та схватила его и побежала к бабе Гане за объяснениями. Бабушка, со слезами, выложила всё, как на духу, но жалела, что не сожгла проклятый блокнот.
Аня не могла смириться с новостью: её отца скрывали всё это время. Она попросила адрес «незаслуженного» отца и отправилась с сестрой в соседнее село.
Там их встретила мать Борислава, сразу узнав внучку. Аня, словно капля, походила на отца. Мать быстро накрыла стол угощениями, потом расплакалась, призналась, что сын запрещал встречи.
Из соседней комнаты появился Борислав, посмотрел на двух голубоглазых сестер и спросил:
Признайтесь, кто из вас моя дочь?
Аня дерзко ответила:
Я могла быть Вашей дочерью!
Борислав кивнул, позвал её во двор. Она вышла, но через минуту вернулась, гневная. Мать, видя накал, пригласила всех за стол, налила крепкого самогона. Сестры, смеясь, сказали:
Мы молоды, в городе нам не дают пить!
И выпили. Дорога домой словно растворилась. По пути любопытство заставило Аню спросить:
О чём ты говорила с отцом во дворе?
Ничего, он предлагал деньги, хотел откупиться. Я отказалась, он мне не подуше, даже меня не узнал, хотя я его копия! вспылила она.
Баба Ганя, услышав, спросила, как прошёл вечер, стоит ли рассказывать Фёде и Олеся.
Аня сказала:
Кроме папы Фёди, других отцов у меня нет!
С тех пор она держала обиду на мать, осуждая Олеся за то, что та испугалась молвы, отдав ребёнка в детдом.
Олеся всю жизнь повторяла:
Прости, Анечка, свою непутевую мать!
Годы шли, Аня и Люся выросли, вышли замуж. Аня родила двух сыновей; старший будто отлитый Борислав в молодости.
Борислав не забывал Олеcю, иногда встречался с ней в Москве. Олеся приходила на редкие встречи, показывая, что живёт в достатке, не нуждаясь в нём.
Она не говорила Бориславу, что Аня десять лет запрещала ей видеться с внуками, и сама Аня не общалась с ней. Старые грехи отбрасывали длинные тени.
Олеся нашла утешение в муже Фёдоре, который видел в ней солнце без пятен, ни словом, ни взглядом её не упрёк. На их свадьбе он шутил:
Красному яблочку червоточина не в укор.
Она прочно привязалась к Фёде душой, любя его без остатка.
Десятилетний путь привёл их к золотой свадьбе. Пришли дети, внуки, правнуки.
В разгар праздника Аня, со слезами, подошла к Олеcе:
Прости меня, мама! За всё прости! Я не имела права тебя судить!
Борислав поздравил семью по телефону:
Мне до золотой свадьбы не дожить. С последней женой десять лет, уже четвертая… Прости меня, Олеся! Почему я тебя отверг?
Олеся прервала его:
Не говори. Отказался значит, не любил. Я счастлива, мои ошибки оплатились, а сейчас у меня всё: Фёдор, семья, покой. Я давно тебя простила.
Прощай, Борислав.
Сон тает, но образ остаётся, как дым над сеном, где любовь окаянная вспыхнула и погасла, оставив лишь echo в сердце деревни.
