Глотаю слёзы: как я из мамы-героини превратилась в старушку с авоськой
Судьба с детства научила меня быть самостоятельной. В восемь лет я осталась сиротой. Бабушка — моя единственная родня — вырастила меня в крошечном домике на окраине Рязани. Умерла, когда мне исполнилось пятнадцать. С тех пор я знала: рассчитывать можно только на себя.
После восьмого класса вышла замуж. Наивно полагала, что обрету семью. Родилась дочь — моя крошечная радость, моя Полиночка. Муж, увы, быстро раскрылся как пропойца и дебошир. Сколько ночей я дрожала, заслышав его пьяные шаги! В итоге собрала волю в кулак и ушла — ради дочки. Осталась с младенцем на руках, без копейки за душой, но с твёрдым намерением дать ей всё, чего сама была лишена.
Трудилась как ломовая лошадь. Утром — в булочной, вечером — уборщицей в конторе, в выходные — нянькой у соседей. В дождь, в метель, в тридцатиградусную жару. Дома — улыбалась, чтобы Поля не видела моей усталости. Она росла, хорошела, а я… Я отказывала себе во всём, лишь бы у моей принцессы были куклы, книжки и новое платьице на выпускной.
— Мам, ты у меня самая лучшая! Ты — моя царица! — говорила она. А у меня на душе расцветали розы.
Школа позади, университет впереди. Работала ещё больше. Но денег вечно не хватало.
— Мам, тут такие лекции интересные! Только учебники — как золото, ты не могла бы…
Я молча продавала последнее.
Потом звонок:
— Мам, я выхожу замуж!
— А учёба? А диплом?
— Всё успеем, не переживай!
Снова вкалывала. Свадьба — как у людей. Ресторан в Подмосковье, платье из “Детского мира”, торт с розочками — всё за мой счёт. Потом внук, Сашенька. Коляска “Агуша”, памперсы по акции в “Пятёрочке” — “Мама, помоги, мы еле сводим концы с концами”…
А потом я осмелилась попросить.
— Ребята, может, скинемся на подержанную “Ладу”? Спина болит, в автобусах трястись — не сахар.
— Мам, ты что, с ума сошла? Тебе уже шестой десяток — куда тебе машина? Лучше деньги на ремонт детской!
Тут меня и осенило. Я больше не царица-мать. Я — старуха, которая вечно не в тему.
Вышла во двор, села на ржавую лавку. Дождь моросил, как будто плакал за меня. Вспомнились ночные смены, потрескавшиеся руки, кредиты в “Сбербанке”… Всё — ради неё. А теперь? Теперь я — прозрачная тень.
Вытерла слёзы рукавом потрёпанного драпа.
— Ничего, — прошептала. — Прорвёмся. Как всегда.
Но где-то глубоко внутри ныла рана. Рана матери, ставшей обузой.
Шла домой. Промокший платок. Хлюпающие ботинки. Но я шла. Потому что я — мать. Выживала тогда — выживу и сейчас.
А вам, кто это читает, скажу: цените своих матерей. Не тогда, когда им станет плохо, а пока они ещё смеются над вашими шутками. Потому что однажды вы проснётесь — и их не станет. А их старые тапочки у порога будут напоминать о том, как вы были заняты “важными делами”.
