Проглотив слёзы: как я из матери-царицы превратилась в старуху
В этом мире я всегда была одна. С самых первых лет. Родителей потеряла, едва мне стукнуло восемь. Осталась с бабкой в обветшалой хате на краю деревни. Она стала мне и отцом, и матерью. Но и её не стало, когда мне было пятнадцать — тогда я осознала: надеяться больше не на кого. Осталась только я.
После восьмого класса вышла замуж. Думала, обрету семью, опору. Родилась дочь — моя радость, моё счастье. Муж, правда, оказался не сахар — запил, кулаки пускал в ход. Сколько ночей просыпалась в холодном поту, слушая его тяжёлые шаги в подъезде. В конце концов поняла: ради дочки надо уходить. Осталась одна, без копейки за душой. Но была цель — поднять её, дать всё, чего у меня не было.
Работала как лошадь. Утром — в пекарне, вечером — мыла полы в конторе, по выходным — мела дворы у богатеев. В любую погоду — хоть вьюга, хоть ливень. Дома улыбалась, чтобы дочь не видела, как тяжко. Она росла, хорошела, а я… Терла руки в кровь, лишь бы у неё было всё. Куклы, книжки, велосипед. Сама носила старьё, а ей шила платья. Брала кредиты, продала бабкины серьги — всё ради неё.
— Мам, ты у меня самая лучшая! Ты — царица! — говорила она. А у меня на душе теплело.
Потом — школа, выпускной. Подбегает сияющая:
— Мам, нашла платье! Всего две тысячи!
А у меня в кошельке — пятьсот. Но кивнула. Отнесла последние серьги в ломбард.
Поступила в институт. Я гордилась! Взяла ещё две подработки. Но денег вечно не хватало. Комуналка, учёба, еда.
— Мам, ну ты же в Турции много зарабатываешь? Пришли ещё немного…
А я там драила виллы с утра до ночи. Спина гудела, ноги отекали. Но работала. Потому что для неё — всё.
Годы прошли. Звонит:
— Мам, я влюбилась. Выхожу замуж.
Я опешила.
— А учёба?
— Потом, мам, не переживай!
Опять вкалывала как проклятая. Чтобы свадьба была не хуже, чем у других. Ресторан, платье, фотограф. Даже букет оплатила. Потом — внук. Коляска, пелёнки, смеси. «Мама, выручи». И я выручала.
Потом решилась. Захотелось машины — не новой, б/у. Спина отваливается, в автобусах с сумками не наездишься. Думала, может, помогут?
— Мам, ты что, сдурела? Тебе уже не надо никуда ездить! Лучше деньги на внука — ремонт сделаем!
Тогда я поняла. Для них я больше не царица. Для них — старая, ненужная бабка. Мешаю. Путаюсь под ногами.
Вышла на улицу, села на лавочку под моросящим дождём. Вспомнила всё: ночные смены, больные ноги, слёзы в подушку. Всё — ради неё. А теперь…
Вытерла слёзы рукавом потрёпанного пальто.
— Ничего, — прошептала. — Выдюжу. Как всегда.
Но внутри ныла рана. Рана матери, которую отринули.
Поднялась. Дождь усиливался. Волосы липли к лицу, сапоги хлюпали, но я шла. Твёрдо. Потому что я мать. Выживала раньше — выживу и теперь.
А вам, кто это читает, скажу одно: не забывайте матерей. Не меряйте их цену удобством. Пока вы молоды, они отдают вам последнее. И дай Бог вам не услышать однажды те же слова, что говорили им.
