Был морозный вечер, когда я их увидел — женщину и девочку, сидящих на картоне у старого гастронома в центре Новосибирска.
Женщина выглядела измученной, её руки крепко держали ребёнка, будто пряча от колючего ветра. Девочка, лет шести, прижимала к себе потрёпанного плюшевого мишку с одним глазом. Перед ними стояла пластиковая миска, в которой одиноко лежали пара рублей.
Я только что вышел из магазина с продуктами, но что-то в них заставило меня остановиться. Сердце сжалось. Немного подумав, я подошёл.
«Добрый вечер, — тихо сказал я. — Хотите поесть? У меня тут кое-что в пакетах».
Женщина подняла взгляд, её усталые глаза настороженно скользнули по мне.
«Было бы здорово», — прошептала она еле слышно.
Я достал бутерброд, яблоко и сок. Она взяла их с благодарностью, но больше всего меня зацепила девочка. Она не тянулась к еде. Вместо этого её большие глаза внимательно меня разглядывали. Потом она спросила тоненьким голосом:
«Ты богатый?»
Вопрос застал меня врасплох. Я посмотрел на себя — обычные джинсы, пуховик, ничего особенного.
«Нет, — растерялся я. — А что?»
Она кивнула на мой пакет.
«Ты купил всего и даже не думал».
Я застыл. Её простые слова будто ударили меня в грудь. Прежде чем я ответил, она добавила:
«Мама говорит, нам всегда надо сначала подумать. Если купим еду, не хватит на маршрутку. А если поедем на маршрутке, может, не поужинаем».
У меня перехватило дыхание. Мать девочки тихо вздохнула и погладила её по голове.
«Умная слишком, — сказала она с горькой улыбкой. — Не по годам».
Я присел на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне.
«Как тебя зовут?»
«Анфиса», — ответила она, чуть улыбнувшись.
Я улыбнулся в ответ.
«Анфиса, а мандарины любишь?»
Её лицо вдруг засияло.
«Очень!»
Я достал из пакета мандарин и протянул ей. Она взяла его так бережно, будто это было что-то драгоценное.
«Мама раньше делала чай с мандаринами, — с гордостью сказала Анфиса. — Когда у нас была своя кухня».
Я сглотнул ком в горле, стараясь не показать, как это тронуло меня.
«Должно быть, вкусно», — сказал я.
Мать Анфисы неловко пошевелилась.
«Извините, но… если вы знаете хоть один приют… нам бы переночевать где-то».
Я сразу кивнул.
«Сейчас поищу».
Достал телефон, начал звонить. Через пары минут нашёл приют, где брали семьи.
«В пятнадцати минутах отсюда есть место, — сказал я. — Там ужин дают».
Женщина облегчённо выдохнула, будто с плеч свалился груз.
«Спасибо вам. Огромное».
«Могу подвезти, если хотите».
Она помедлила, но потом кивнула.
«Было бы чудесно».
Мы собрали их вещи — потрёпанный рюкзак и два пакета — и пошли к машине. По дороге Анфиса оживлённо болтала о том, что будет готовить, когда у них снова появится кухня.
«Макароны с сыром, оладушки, суп… и мамин чай с мандаринами!»
Её мать грустно улыбнулась.
«Когда-нибудь, доченька».
У приюта их встретили доброжелательно. Перед тем как зайти, Анфиса обернулась ко мне, крепко сжимая мандарин.
«Я его сохраню, — твёрдо сказала она. — Для нашей кухни».
Глаза застилали слёзы, но я сдержался и кивнул.
«Хорошая мысль, Анфиса».
Возвращаясь домой, я не мог забыть её слова. Для меня мандарин — просто фрукт, который я беру не задумываясь. Для неё он был надеждой, мечтой о тёплом доме. И я от всей души надеялся, что однажды она заварит этот чай на своей кухне.
