Лада, а ведь мы же говорили. Дедушка уже ждёт.
Елена Петровна стояла в дверях комнаты дочери, сжимая в ладонях сумку, полную угощений для старика. Банки с вареньем глухо позвякивали, когда она переступила порог.
Лада оторвалась от ноутбука, потерла перенёсовую часть носа. Глаза слезились от долгих часов изучения конспектов, а виски сдавила усталость.
Мам, я не могу. Сдача уже на носу. Мне нужен хотя бы один день просто полежать.
Полежать она собралась, возмутилась Елена Петровна. У деда давление скачет, он один в этом посёлке сидит, а ты хочешь отдохнуть. Эгоистка ты, Лада.
Тяжёлый гул шагов донёсся из коридора. Сергей Кузнецов появился за спиной жены, уже в дорожной куртке.
Что тут опять? окинул взглядом комнату, заваленную учебниками и распечатками. Да вот, твоя дочь отказывается к дедушке ехать. Устала она, видите ли.
Сергей нахмурился. Он редко вмешивался в споры жены с дочерью, но сейчас в его обычно невозмутимом лице появилось едкое дрожание.
Лада, это уже перебор. Твой дедушка не молодеет. Мы его месяц не видели.
Лада откинулась на спинку стула. В груди закипало раздражение, но она старалась держаться.
Папа, я понимаю. Но я еле на ногах стою. Позвольте в следующие выходные приеду, одна, на целый день. Посижу с ним, поговорим нормально.
Опять ты за своё! Елена повысила голос. Следующие выходные, следующий месяц, следующий год! А дед тем временем там один! Семьдесят два года человеку, а внучке лень от компьютера оторваться!
Мам, хватит уже.
Нет, не хватит! Ты вообще о ком-то, кроме себя, думаешь? Мы с отцом пашем, как проклятые, а ты даже на один день к родному деду съездить не можешь!
Лада поджала губы. Внутри чтото упрямо сопротивлялось, необъяснимое нежелание ехать, которое она сама не могла назвать. Усталость да, конечно. Но было ещё чтото. Смутное предчувствие, будто сегодня ей нужно остаться дома.
Я не еду, твердо сказала она. Извините.
Сергей покачал головой.
Ну и сиди тут, отдыхай. Только потом не удивляйся, что дед тебя любимой внучкой больше не будет звать.
Серёжа, ну тыто хоть не начинай, Елена схватила мужа за рукав. Поехали уже. С ней разговаривать бесполезно.
Они вышли, громко захлопнув входную дверь. Лада ещё долго сидела неподвижно, слушая, как стихает звук их шагов, как заводится машина во дворе. Потом выдохнула и протянулась к ноутбуку.
Тишина окутала квартиру мягким коконом. Лада распахнула окна настежь майский воздух, тёплый и свежий, вонзился в комнату вместе с далёким гулом города. Она заварила чай, устроилась за компьютером и наконец расслабилась.
Часы показывали начало третьего, когда Лада проснулась. Она потянулась, хрустя позвонками, и уже собиралась пройти на кухню за печеньем, когда в ноздри проскользнул странный запах.
Сначала она не обратила внимания соседи готовят, с улицы пахнет шашлыками. Но запах густел, становясь резким. Не шашлык, не еда. Чтото горело.
Лада встала и пошла к балкону. С каждым шагом аромат усиливался: горький, едкий, с химическим привкусом синтетики. Она распахнула дверь и замерла.
Диван горел, заполняя комнату чёрным дымом.
Нет, нет, нет!
Лада бросилась к дивану. На обивке лежал окурок сигарета, ещё не полностью прогоревшая, с оранжевым тлеющим кончиком. Комуто наверху выкинул её, и ветром она влетела в квартиру.
Лада бросилась на кухню. Руками, дрожащими, она вырвала из шкафа большую кастрюлю. Вода из-под крана текла ужасно медленно, почти вязко. Не дожидаясь, она схватила тяжёлый сосуд и бросилась обратно.
Первая кастрюля залила тлеющее пятно, но поролон внутри продолжал дымиться. Лада снова спринцевала кухню, вторая кастрюля, третья. Вода хлестала по дивану, стекала к плинтусам, покрывая пол.
Только после четвёртой кастрюли дым начал редеть. Лада стояла посреди разрушения, тяжело дыша, мокрая до локтей. Диван превратился в кучу обгоревшей ткани и размокшего поролона. В квартире вонял горелый пластик.
Она села на мокрый пол, притянув колени к груди. Адреналин ушёл, и охватила дрожь. Запоздалый страх прошил насквозь, когда она осознала, что могло бы случиться, если бы уехала с родителями, если бы квартира осталась пустой, если бы её нос не уловил запах вовремя.
Дом бы сгорел. Их дом со всеми вещами, документами, воспоминаниями.
Лада схватила телефон и набрала мать.
Мам, её голос прервался.
Лада? Что случилось?
Мам, у нас пожар был. Точнее, только начинался. Я потушила, но диван всё, дивана уже нет.
На том конце повисла тишина, потом прозвучал голос Елены Петровны:
Ты в порядке? Лада, ты в порядке?
Да, да, я в порядке. Окурок с балкона залетел, я не сразу заметила, но успела всё залить водой. Пожарных не вызывала, сама справилась.
Мы едем, вмешался Сергей, откудато сбоку, явно отобрав у жены телефон. Сиди дома, никуда не уходи. Мы уже едем.
Связь оборвалась.
Лада осталась сидеть на полу, глядя на то, что ещё час назад был их диван. Старый, продавленный, с потёртой обивкой но родной. Мама купила его, когда Ладе было двенадцать. На нём смотрели фильмы под одним одеялом, плакали от первой несчастной любви, отец дремал после работы.
Теперь от него осталась дымящаяся груда.
Через час в двери громко зазвенели ключи. Дверь распахнулась, и в прихожую вбежала Елена Петровна, растрёпанная, с красными глазами.
Лада!
Она помчалась по коридору, влетела в гостиную и остановилась, будто вкопанная. Взгляд упал на диван, на лужи воды, на чёрные следы копоти. Затем она бросилась к дочери, сидящей в кресле.
Господи
Елена шагнула к Ладе и обняла её крепко, до хруста, вжимая в себя. От матери пахло духами, потом и чемто ещё страхом.
Прости меня, прошептала Елена в волосы дочери. Прости за всё, что я утром наговорила. Эгоистка, безответственная Господи, какая же я глупая.
Лада молча обняла мать в ответ. Слова застревали гдето глубоко, не желая выйти наружу.
Сергей вошёл вслед. Медленно обошёл комнату, оценивая ущерб. Потрогал обуглённую стену, присел у дивана, пальцем пощупал расплавленный поролон.
Хорошо потушила, сказал он наконец. Грамотно. Водой, сразу много.
Я просто действовала на автомате, ответила Лада.
Правильно всё сделала. Главное не растеряться.
Он подошёл к дочери, положил тяжёлую руку ей на плечо.
Молодец, Лада. Серьёзно. Ты наш дом спасла.
Елена отстранилась, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Тушь размазалась по щёкам, но она этого не замечала.
Ты представляешь, что было бы, если бы ты поехала? спросила она дрожащим голосом. Квартира пустая стояла бы, окна открыты, огонь всё уничтожил
Мам, я понимаю.
Нет, послушай. Мы бы вернулись а тут пепелище. Или весь подъезд захватило бы. У Петровых внизу дети, ты представляешь?
Сергей обнял жену за плечи.
Лен, хватит. Не случилось и не случилось. Нечего себя накручивать.
Но Елена не могла успокоиться. Слезы текли по её лицу, и она их не сдерживала.
Я утром на тебя кричала, называла эгоисткой. А ты ты нас спасла. Всех нас.
Мам, ну ты чего? Лада неловко погладила мать по руке. Я же не знала, что так выйдет. Просто устала и хотела остаться.
В томто и дело! схватила дочь за плечи, заглянула в глаза. Ты не знала, но чтото внутри тебя знало. Интуиция, предчувствие, как бы ты её ни называла. Оно удержало тебя здесь и спасло нас.
Сергей хмыкнул, но без привычного скептицизма.
Мать, конечно, с мистикой переходит, но в чёмто она права. Ты утром уперлась и слава богу, что уперлась.
Остаток дня прошёл в странном оцепенении. Сергей вынес остатки дивана на помойку, Лада мыла пол, Елена стирала стены от копоти. Работали молча, изредка бросая короткие реплики.
К вечеру квартира выглядела почти нормально. Только пустое место напоминало о произошедшем светлый прямоугольник на полу там, где раньше стоял диван.
Ужинали на кухне, сдвинув табуретки к маленькому столу. Елена приготовила макароны с сосисками быстро, бездумно.
Знаешь, Лада, сказала она, помешивая чай. Я тебе скажу одну важную вещь.
Лада подняла глаза от тарелки.
Слушай свою интуицию. Всегда. Даже если кажется глупой, даже если все вокруг говорят, что ты ошибаешься. Если чтото внутри подсказывает не спорь с этим.
Сергей кивнул, доедая сосиску.
Это верно. Я всю жизнь жил логикой, расчётами. А иногда в голове чтото щёлкает, и ты просто знаешь, как надо.
Сегодня это «чтото» спасло наш дом, добавила Елена.
Лада опустила взгляд в тарелку, пряча неловкую улыбку. Она не привыкла к таким словам от матери. Обычно между ними искрило, цеплялось, натягивалось до звона. А сейчас
Сейчас чтото изменилось. Чтото важное. Может, дело в пережитом страхе. Может, в осознании, как близко они были к катастрофе. Но между ними троими возникло новое, хрупкое, но настоящее.
В следующие выходные к деду поедем, сказала Лада. Все вместе. Расскажем ему ну, не всё, а то его сердце не выдержит.
Точно, Елена улыбнулась без радости. Скажем, что диван износился. Решили новый купить.
А я на балкон вынесу ведро воды, добавил Сергей.
Они рассмеялись нервно, сбрасывая напряжение долгого дня.
За окном темнело. Город зажигал огни, гдето вдалеке завыла сирена может, скорая, может, пожарная. Лада прислушалась к этому звуку и поежилась.
Сегодня она узнала коечто важное. Не только про интуицию и предчувствия. Про себя. Про то, как действовать, когда нужно. Не паниковать, а делать то, что следует.
И о родителях. О том, что за их криками и упрёками прячется страх страх потерять её, страх, что с ней случится чтото плохое. Неуклюжий, кривой способ выражения, но всётаки страх любящих людей.
Елена собрала посуду и начала мыть. Сергей ушёл в комнату искать новые диваны в интернете. Лада осталась за столом, грея руки о кружку с чаем.
Обычный воскресный вечер. Только совсем не обычный.
Мам, позвала она.
М?
Спасибо. За то, что пришла. За то, что не кричала. За то вот так.
Елена обернулась от раковины, посмотрела на дочь долгим, странным взглядом, потом улыбнулась устало, но тепло.
Тебе спасибо, Лада. За всё.
