Сегодня снова в голове крутится мысль — захлопнуть дверь перед носом свекров, ведь их наглость съедает мою жизнь по кусочкам.
В нашем провинциальном городке под Тверью, где старые изгороди хранят тайны сплетен, мои тридцать три года стали бесконечным представлением для родни мужа. Меня зовут Лариса, я замужем за Дмитрием, чьи родители — Нина Петровна и Виктор Семёнович — превратили наш дом в свою бесплатную столовую. Их еженедельные набеги, бесцеремонность и равнодушие доводят меня до отчаяния, а выход из этой ситуации кажется невозможным, если не разрушить семью.
### Семья, которой я так хотела понравиться
Когда я выходила за Дмитрия, мечтала о тёплых вечерах за чаем, о детях, о душевном покое. Он — добрый, руки золотые, и я любила его всем сердцем. Его родители, Нина Петровна и Виктор Семёнович, казались простыми людьми: деревенские, с громкими шутками и привычкой резать правду-матку. Я думала, мы поладим. Но после свадьбы их “правдивость” превратилась в хамство, а визиты — в пытку.
Мы живём в скромной двушке, взятой в ипотеку. Наш сын, Ваня, трёх лет, — свет в окошке. Я работаю бухгалтером в райцентре, Дмитрий чинит машины. Живём скромно, но хватает. Однако каждое воскресенье, будто по расписанию, свекры приезжают, и мой дом становится их вотчиной. Ни звонка, ни предупреждения — просто вваливаются, а я, как последняя дура, мечусь, чтобы их накормить.
### Беспредел наглости
Они являются с пустыми руками, но уходят, отъевшись до отвала. Нина Петровна садится за стол и рявкает: «Лариска, щей налей, да покрепче!» Виктор Семёнович требует жаркого и пива, а я, словно служанка, ношусь по кухне. После их ухода — горы грязной посуды, крошки на полу и пустой холодильник. Однажды подсчитала: за один их визит ушло полкило мяса, десяток яиц, три литра кваса. А “спасибо” — хоть бы раз!
Но хуже всего — их отношение. Нина Петровна критикует всё: «Лариса, борщ твой жидковат, да и ребёнок у тебя тощий — совсем не кормишь!» — приговаривает она, уплетая мою стряпню. Виктор Семёнович поддакивает, а Дмитрий молчит, будто так и надо. Пробовала намекать, что мне тяжело, но свекровь отмахивается: «Ты молодая, должна вертеться, как белка в колесе!» Их наглость — словно коррозия, разъедающая моё терпение.
### Молчание Дмитрия
Я пыталась говорить с мужем. После их очередного визита, когда до ночи отмывала посуду, сказала: «Дима, они тут как на курорте, а я не вывожу.» Он лишь пожал плечами: «Родители есть родители, они так привыкли. Не драматизируй.» Его слова — нож в спину. Неужели он не видит, что я на пределе? Люблю его, но его молчание делает меня чужой в собственном доме. Чувствую, будто воюю не только со свекрами, но и с ним.
Ваня, мой малыш, уже замечает моё состояние. Спрашивает: «Мама, ты чего грустная?» Я улыбаюсь, а внутри всё сжимается. Хочу, чтобы он рос в доме, где царит тепло, а не нервозность. Но каждый их визит — это стресс, который я уже не могу скрыть. Иногда представляю, как захлопываю дверь прямо перед их носом, но страх останавливает: что скажет Дмитрий? Что подумают соседи? А главное — как я потом сама с собой буду жить?
### Чаша переполнилась
Вчера они снова пожаловали. Я три часа готовила: щи, тефтели, винегрет, шарлотку. Ели, хвалили, но ни слова благодарности. А когда попросила Нину Петровну помочь помыть тарелки, она фыркнула: «Я тебе уборщица, что ли? Ты тут хозяйка — вот и трудись.» Дмитрий промолчал, и в тот момент во мне будто что-то переломилось. Хватит быть для них поварихой, горничной, бессловесной тенью. Мой дом — не их забегаловка, а я — не их крепостная.
Решилась на ультиматум. Скажу Дмитрию: либо он объяснит родителям, либо я не буду их больше принимать. Пусть везут с собой еду, помогают, или пусть сидят дома. Знаю, будет скандал. Нина Петровна назовёт меня неблагодарной, Виктор Семёнович заворчит, а Дмитрий, возможно, обидится. Но я больше не могу жить в этом рабстве.
### Мой бунт
Этот дневник — мой крик о праве быть хозяйкой своей судьбы. Свекры, может, и не понимают, как их поведение разрушает меня. Дмитрий, может, и любит, но его молчание губит наш брак. Хочу, чтобы мой дом был крепостью, чтобы Ваня видел маму счастливой, чтобы самой дышать свободно. В тридцать три я заслуживаю уважения, даже если ради этого придётся захлопнуть дверь — пусть грохот разбудит всех.
Не знаю, как пройдёт разговор с Дмитрием, но отступать не собираюсь. Будет бой — так будет. Моя семья — это я, он и Ваня. И я не позволю никому превращать наш дом в бесплатную харчевню. Пусть их пустые руки останутся при них, а я верну себе своё достоинство. Если не сейчас — то когда?
