Всю жизнь я прожила в деревне под Рязанью. Для меня земля — не просто работа, а отдушина. Она лечит, спасает, даёт силы, когда кажется, что всё рушится. Когда руки в земле, а спина гудит от усталости, голова отдыхает. Так и живу. Весной — грядки. Лето — жара и борьба с сорняками. Осень — урожай, закатки, морозилки, банки, крышки, специи.
У меня большой огород. Каждый год сажаю помидоры, огурцы, баклажаны, кабачки, перец, картошку. Фрукты — яблоки, сливы, вишни. Из всего этого делаю заготовки: лечо, аджику, кабачковую икру, варенье, компоты, маринованные овощи. В морозилке аккуратно разложены овощные смеси, пюре для внука, домашняя картошка фри. Для каждого — своё. Потому что люблю. Потому что знаю: зимой это будет греть душу.
Мои дети давно выросли. Разъехались. Но когда приезжают — уезжают не с пустыми руками. Машины забиты коробками, сумками, пакетами. И мне не жалко — ведь это родные. Это для них.
Особенно много увозит Алёна, жена младшего сына Сергея. Хвалит без устали: и огурчики хрустящие, и баклажаны в томате, и вишнёвое варенье. Даже внучке в садик берёт баночки. Я вижу, как ей нравится. И мне приятно — не скрою. Я стараюсь, ночами стучу крышками, всё по рецептам, а она радуется. Что может быть лучше?
Но на юбилее внучки я впервые поняла, что не всё так просто. Праздник удался: клоуны, дети в восторге, взрослые за столом. Среди угощений стояли мои огурцы, кабачковая икра, вишнёвый компот. Люди ели, хвалили. Мне было приятно, но одна фраза застряла в памяти.
— О, это те самые огурцы! Я их у Алёны беру постоянно! — сказала одна из гостей. — Ваши? Объедение! Магазинные и рядом не стояли.
Сначала не поняла. Может, гостья часто бывает у них в гостях? Но потом другая поблагодарила за варенье, а третья сказала, что всю зиму кормит детей моей икрой.
Я искала взглядом Алёну. Она отводила глаза. Утром, когда мы остались одни, я спросила прямо:
— Алёна, ты раздаёшь мои заготовки?
Она вздохнула, опустила глаза.
— Немного… Просто все просят. А у вас их много…
Я не кричала. Не ругалась. Но на душе стало пусто. Мне было обидно. Я варю, стерилизую, пачкаю руки в рассоле — всё сама. А она раздаёт, будто так и надо.
Возвращалась домой с камнем на сердце. Не жалко. Но не для чужих же я это делаю? Я не фабрика. Я — бабушка, мать, женщина за шестьдесят. Сегодня могу закатать сорок банок. А завтра — вдруг не смогу. Что, если здоровье подведет? А они привыкли, что всё всегда будет.
Сейчас снова на кухне. Варю икру. Уже три десятка банок закатала. И вдруг ловлю себя на мысли: может, пора что-то менять? Дочь давно говорит — продавай. Я отмахивалась. Мол, не для этого делаю. Но, может, стоит? Может, если я не поставлю границы, другие будут решать за меня?
Не перестану делиться с родными. Но теперь — честно. Не чтобы раздавали, а чтобы ценили. Чтобы понимали: каждая баночка — это не просто «вкусно», а бессонные ночи, забота, любовь. И чтобы хоть раз подумали: «А как там мама? А хватает ли ей сил? А не проще ли помочь, чем только брать?».
