Меня зовут Ольга Игнатьевна. Шестьдесят три года за плечами. Всю жизнь старалась быть хорошей матерью, честной женщиной, не совать нос в чужие дела и не учить жизни без спроса. Но, видно, именно эта тактика и подвела меня. Теперь я в таком положении, что и врагу не пожелаешь: родная невестка объявила мне войну, а сын — отвернулся, будто меня и нет на свете. И всё из-за одного дня, одного ребёнка… да моего отказа.
Когда мой единственный сын Ваня женился, я обрадовалась. Ему уже тридцать было — самое время семью заводить. Молилась, чтобы встретил хорошую девушку, с которой можно жизнь прожить душа в душу. Первое впечатление от Марины, его невесты, было неплохим: скромная, с виду приятная, вроде бы спокойная. Правда, с ребёнком от первого мужа. Но я подумала: не мне судить, лишь бы сын был счастлив.
После свадьбы Марина забеременела. Беременность тяжёлой выдалась, почти все девять месяцев пролежала в больнице. Её сын то у отца жил, то у бабушки по материнской линии. Я в их дела не лезла, помощи не навязывала — да и не звали. Внука, который родился уже в новом браке, я впервые увидела только через полгода. До этого сама звонила, спрашивала — как малыш, как Марина. Отвечали вежливо, но холодно.
На смотрины приехала не с пустыми руками — и внуку подарок, и старшему сыну Марины. Та приняла без особых эмоций. Мальчик даже спасибо не сказал. Но я не обиделась, решила, что просто стеснительный. На прощание сказала Марине: если что — звоните.
Прошло пару недель — и Марина позвонила. Оказалось, зуб разболелся, а её мать приехать не смогла. Попросила посидеть с детьми. Я не отказала. Приехала, выслушала короткие наставления и осталась одна с младенцем и её сыном от первого мужа.
С первых минут старший показал, кто в доме хозяин. Мои слова будто мимо него пропускал, на зов не откликался, играть вместе и слышать не хотел. Потом полез в мою сумку. Я мягко сделала ему замечание. В ответ он заявил: «Это мой дом! Что хочу, то и делаю!» — и пнул меня ногой. Попыталась его вразумить — он убежал, а через минуту вернулся с водяным пистолетом и начал поливать мне прямо в лицо. Терпение моё лопнуло. Отобрала пистолет, строго поговорила с ним.
Позже Марина попросила его накормить. Но только я поставила тарелку с борщом, он начал плеваться, размазывая еду по столу и стенам. Я остолбенела. Не от капризов — дети бывают разными. А от полного отсутствия границ и уважения. Мне никто не говорил, что у ребёнка проблемы, я думала, он здоров. Но вёл себя… странно. И когда Марина вернулась, я прямо спросила: «Твой сын психически здоров?»
Она посмотрела на меня, как на дуру, и спокойно ответила: «С ним всё в порядке». Я сказала, что больше не останусь с её сыном, потому что он меня бил, обзывал, водой обливал и в мои вещи лазил. В ответ услышала: «Вы бы подход нашли!»
После этого я ушла. Невестка перестала звонить. А когда я спросила у сына, когда же увижу внука, он замялся и сказал: «Поговори с Мариной». Но она разговаривать отказалась. Через Вани передала, что не хочет «нагружать меня общением с её невоспитанным ребёнком».
Потом сын выслушал мою версию — я всё рассказала честно. Но, видно, Марина уже свою картину в его голову вложила. Он сказал, что надо «всё обдумать» — и пропал.
Теперь я, бабушка, не имею права видеть родного внука. Всё потому, что не захотела быть бесплатной нянькой для ребёнка, который не знает ни правил, ни стыда. Если бы Марина хоть раз приструнила его, объяснила, что взрослых бить нельзя, что в чужие вещи лезть — нехорошо, может, и ссоры бы не было. Но вместо этого — молчание и отчуждение.
Я не хотела скандала. Не стремилась к вражде. Но гнуться и терпеть унижения не намерена. Я мать. Я бабушка. И хоть каплю уважения я заслужила.
