Невестка Алена попросила меня забрать Сашу из детского сада. Слова, которые я услышал от воспитательницы, заставили меня почувствовать, как ноги подкашиваются.
Когда я вошёл в детский сад на Пушкинской, ожидал обычного послеобеденного визита. Алена позвонила рано утром, сказав, что из‑за работы ей нужно, чтобы я подвёз внука. Для меня это было приятное дело — я любил, когда маленький мальчишка бросался в мои объятья, пахнув мелками и тёплым молоком, а я чувствовал себя нужным. Но в тот день воспитательница Марина посмотрела на меня иначе.
— Не с обычной улыбкой, а с ноткой тревоги в глазах, — сказала она, когда Саша выбежал к шкафчику за курткой. — Можно я останусь с ним на минуту? Нужно вам кое‑что сказать.
Сердце сразу ускорилось. Я не знал, чего ожидать: может, Саша ударил кого‑другого, может, шалил. Но её слова заставили меня почти упасть.
Марина говорила медленно, глядя мне прямо в глаза:
— За последние дни Саша несколько раз говорил то, что меня насторожило. Он рассказывал, что по вечерам боится быть в своей комнате, потому что «папа кричит очень громко, а мама плачет». И что иногда хотел бы жить у вас.
Я задержал дыхание, попытался собрать мысли, но в животе ощущал тяжёлый сжатие.
По дороге домой Саша, как обычно, болтал о рисунке, новой игре в группе и о наклейке, которую получил в награду. Я слушал его голос и ощущал, как каждое слово воспитательницы от echo в моей голове.
С одной стороны — могло бы это быть лишь детской фантазией. С другой — если он сказал правду, что происходит в их доме за закрытыми дверями?
Вечером, сидя в кресле, я пытался построить план. Можно было сразу позвонить сыну и спросить прямо. Но я понимал, что в напряжённой ситуации такой звонок лишь подливает. Можно было поговорить с Аленой, но бояться, что она закроется в себе, тоже было разумно. Всё равно нужно было что‑то сделать — мысль о том, что мой внук боится в собственном доме, была невыносимой.
На следующий день я предложил взять Сашу на ночёвку. Алена согласилась, объяснив, что у неё слишком много дел. Вечером, раскладывая пазлы в гостиной, я мягко спросил:
— Саша, ты помнишь, как в саду говорили, что ты иногда боишься в своей комнате? Почему?
Саша посмотрел на меня всерьёз, как на взрослого.
— Потому что папа кричит на маму. Очень громко. И иногда хлопает дверью и выходит. А мама тогда плачет и говорит, что ей грустно.
Это ударило меня в горло. Это не были детские выдумки, а реальность, которую внук не мог понять.
В последующие дни я стал внимательнее наблюдать за семьёй сына. Замечал, что Алена всё более замкнута, а мой сын раздражён. Я понимал, что происходит, и что Саша не единственный, кто страдает. Но как помочь, не влезая так, чтобы разрушить их отношения?
Однажды после обеда я пригласил Алену на чай. Сначала разговор шёл о мелочах, но затем я сказал:
— Я переживаю. Не за себя, а за вас и за Сашу. Видела, как ты пыталась отмахнуться, но глаза твои наполнились слёзами.
— Это тяжёлое время, — прошептала она. — Мы часто ссоримся. Иногда с Сашой… Я понимаю, что это плохо. Но я уже не знаю, как иначе действовать.
Тишина повисла, лишь звук чайной ложки по чашке нарушал её. Я видел, как её руки слегка дрожат, как она смотрит на пар, будто ищет в нём ответы.
— Знаешь, — начала она спустя мгновение, почти шёпотом, — иногда думаю, что если бы не Саша, уже давно бы ушла. А потом вижу, как он засыпает, и боюсь, что разрушу его жизнь. И тогда остаюсь.
Меня сжало в горле. Хочется было сказать, что жить в таком напряжении тоже может сломать ребёнка. Но я видел, что ей это уже понятно, лишь не хватает сил взглянуть правде в лицо.
Я положил свою руку ей на ладонь.
— Слушай, я не знаю, какое решение вы примете, но хочу, чтобы ты знала: я на твоей стороне. Саша всегда может прийти ко мне, в любое время, даже ночью.
Её глаза наполнились слезами, но теперь в них блеск облегчения. Как будто впервые за долгое время кто‑то сказал ей, что она не одна.
Я возвращался домой с тяжёлым сердцем, но и с ощущением, что сделал важное. Понимал, что не исправлю их брак, не заставлю прекратить крики и не остановлю слёз. Но могу стать для Саши безопасной гаванью, местом, куда он может вернуться, где нет криков, где пахнет свежим пирогом, а вечером читают сказки на ночь.
И, пожалуй, в этом сейчас моя роль — не спасать, а спасать в этом маленьком мальчике самое ценное: чувство, что есть дом, где всегда ждёт кто‑то, кто любит без условий.
