— Опять гречка с яйцом, мам? Я больше не могу терпеть эту нищету! — злобно крикнул он.
Мать вздрогнула от испуга. Из её дрожащих рук выпала ложка. Она опустила глаза, стараясь скрыть стыд.
— Это всё, что у нас есть, сынок… — прошептала она едва слышно.
Парень громко поставил тарелку на стол. Крупа рассыпалась по полу.
Несколько зёрнышек прилипли к её лицу.
— Тогда ешь сама эту дрянь! — рявкнул он и отвернулся.
Она ничего не ответила.
Опустилась на колени, дрожа, и начала собирать крупинки с пола — одну за другой.
Будто спасала то, что ещё осталось… и еды, и достоинства.
Потом пошла в свою комнату.
Склонилась у кровати на колени, как делала каждую ночь.
И помолилась. За него.
Но сын больше не чувствовал любви.
Не видел в ней никакой ценности.
Через несколько дней он заявил:
— Я уезжаю. Хватит с этим нищенским существованием. Еду в Москву, хочу большего.
Она не удерживала его. Не плакала.
Но с разбитым сердцем сжала его руку и сказала:
— Обещай мне только одно: отвечай на мои звонки. Умоляю тебя, сынок… умоляю.
Он вздохнул, раздражённый.
Тогда она добавила, с дрожью в голосе:
— Я устала… Чувствую, что мой срок подходит к концу.
В тот день, когда я перестану звонить тебе… это будет значить, что меня больше нет.
Он вырвал руку из её ладоней — и ушёл.
Даже не попрощался как следует.
⸻
Москва оказалась не такой, как в мечтах.
Работал где попало: грузчиком, охранником в ночных клубах, замешивал бетон на стройке.
Поесть — уже роскошь. Деньги — тем более.
Но каждый день… звонил телефон.
— Алло, сынок… как ты?
— Занят, мам. Пока.
И бросал трубку. Всё резче. Всё холоднее.
Пока однажды… телефон не зазвонил вовсе.
И эта тишина… была громче любых слов.
Он целый день смотрел на экран.
Наступил вечер. И он подумал:
“Она умерла.”
Он не заплакал.
Даже не попытался перезвонить.
И уж тем более — не собрался на похороны.
Не было денег. Но даже если бы были — не поехал бы.
⸻
Прошли дни. Он знал: мать умерла.
Измученный бедностью, согласился на одно предложение:
— Работа простая. Просто веди машину — сказал знакомый.
Машина была набита наркотиками. Он это понимал.
Но хотел быстрых денег.
Тем вечером он сел за руль, поправил зеркало, взялся за баранку…
И телефон завибрировал.
Неизвестный номер.
Он ответил.
— Сынок… умоляю, не делай этого. Не езди.
Вернись. Сейчас. Умоляю тебя.
Голос… это был её голос.
Сердце застучало.
— Мама!? Ты жива!?
— Послушай меня. Возвращайся домой. И береги себя.
И она положила трубку.
Он попытался перезвонить.
Но холодный голос автоответчика сдавил грудь:
“Номер не существует.”
Он вышел из машины. Весь в холодном поту. Дышать было трудно.
Продал всё, что мог. Какую-то одежду, пару кроссовок.
Устроился с лотком на улице. Накопил немного — хватило, чтобы вернуться.
⸻
Когда приехал, было тихо.
Соседи смотрели на него с жалостью.
— Твоя мать умерла месяц назад…
Он рухнул на тротуар.
— Не может быть… она звонила мне вчера!
— Не может. Её давно нет, сынок.
Он вошёл в дом.
В воздухе ещё пахло ею.
Тишина была невыносимой.
В комнате, у кровати — две вмятины от колен на полу.
Там, где она молилась каждую ночь… за него.
В углу — листок со списком молитв.
Его имя — первым. Каждый день.
С того дня, как он уехал… и до последнего.
Он опустился на колени.
Рыдал. Без звука. Без воздуха.
Побежал на кухню, умылся… и увидел.
Листок, сложенный вдвое, на столе.
Это было не письмо.
Это была молитва. Написанная её рукой:
“Господи, чувствую, что ухожу.
И если умру, больше не смогу молиться за сына.
Так что… отдаю его Тебе.
Если когда-нибудь он окажется в опасности, молю… предупреди его.
Позвони ему на этот номер.”
И внизу… был его номер телефона.
В ту же секунду телефон завибрировал.
Уведомление:
“Автомобиль расстрелян. Водитель погиб. Груз пропал.”
На фото — та сама машина, которой он должен был управлять той ночью.
Он упал на колени.
И понял.
Тот звонок… пришёл с небес.
Бог услышал последнюю молитву матери.
И спас сына, который не умел любить.
Если твоя мама ещё звонит тебе — отвечай.
Пока не стало поздно.
